Алла Кроун - Перелетные птицы

Ответа не последовало. Сергея втолкнули в небольшую комнату без окон, где из мебели были только деревянный стол да два стула посередине. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел человека, лежавшего в углу на ворохе соломы. Лейтенант Мацуи подтолкнул его в спину, и Ефимов, едва удержавшись на ногах, присмотрелся к узнику.

Гормана он узнал только по волнистым с проседью волосам. Тот был мертв. Сергей оцепенел от ужаса. За время войны он привык лицезреть увечья, но от вида того, что сделали с Горманом, ему стало дурно.

Когда Сергея привезли обратно в Новый Город, лейтенант Мацуи заговорил в первый раз за все это время:

— Мы хотим, чтобы вы помнили, к чему привел ваш отказ помочь нам.

Сергей развернулся и посмотрел на японца в упор.

— Я не имею никакого отношения к этому гнусному преступлению.

— Значит, нам придется иначе внушить вам, что отказываться от сотрудничества неблагоразумно.

«Он угрожает, — подумал Сергей. — Но я же ничего не сделал!» И все же зерно сомнения было посеяно. Если они похитили и убили Гормана, ничто не помешает им проделать то же самое и с ним. Несколько следующих дней Сергей не выходил из дома по вечерам и держался подальше от безлюдных улиц днем.

Как же наивно было с его стороны не подумать о том, что он для них ценнее живой, что они выберут гораздо более жестокий способ, чтобы заставить его сотрудничать!

В тот ужасный день, когда он пришел домой и увидел окровавленную мертвую Катю, разум его едва не помутился. Рассказать Наде правду Сергей был не в силах, и потому, сам не понимая, что говорит, принялся обвинять сестру в том, что она не защитила Катю, хотя в глубине души понимал, что Надя и не смогла бы спасти дочь.

Под гнетом душевных терзаний Сергей замкнулся в себе. Его все раздражали: кухарка Дуня, горничная Маша, даже тихая Вера. Его возмущало желание Нади чем-то скрасить горе, стремление продолжать заниматься поэзией и шитьем. Иногда его охватывало желание положить руку ей на плечо, обнять и поплакать вместе с ней. Но ему казалось, что это будет выглядеть как слабость. Он не мог пойти на это. Как ему недоставало Эсфири! И эта давняя тоска только усиливала его мучения.

Сергей стал присматриваться к Марине. Дочь Алексея постоянно его раздражала. В минуты, когда бороться с горем уже не было сил, он начинал думать, что лучше бы погибла Марина, а не Катя. Стыдясь подобных мыслей, он не рассчитывал на искреннюю, доверчивую детскую любовь, поэтому, когда Марина спустилась в подвал и он понял, что она тоже тоскует, его оборона была сломлена и не сдерживаемые более чувства полились из него рекой.

Каким же дураком он был! Разве девочка виновата, что ее отцом стал Алексей? И вот она пытается вызвать в нем любовь, ищет в нем опору, замену отца.

В последующие недели Сергей проводил все свободное время с Мариной. Он больше не искал утешения в игорных клубах.

Той весной и летом семья много времени провела дома, потому что Надя, чувствуя, что Сергею очень нужно их общество, решила не уезжать из Харбина на отдых. В июне они ездили на другой берег Сунгари, снимали там дачу и проводили на ней по нескольку дней. Но к концу июля река разлилась, сделав невозможным даже эти короткие путешествия.

К началу августа дачи погрузились под воду чуть ли не по самые крыши, и их владельцы вынуждены были искать убежища на холмах.

Сергей и Надя полагали, что наводнение их не коснется, поскольку жили они в расположенном на возвышении Новом Городе.

Поэтому то, что произошло в воскресенье 7 августа, стало для них неожиданностью.

Выглянув утром в окно, они увидели десятки китайцев, толпящихся на тротуарах. Прежде чем Надя и Сергей успели осознать смысл происходящего, в комнату вбежала Дуня.

— Барыня, барыня! Говорят, в Фудзядане обрушилась подпорная стенка и весь китайский квартал затопило!

Сергей положил руку Наде на плечо.

— Пожалуй, в больницу я сегодня не прорвусь. Займусь лучше своими пациентами. Нам лучше не отходить от дома далеко.

Зазвонил телефон, и Сергей снял трубку. Надя нахмурилась, увидев, как напряглось его лицо.

— Да, капитан Ямада, — спокойно произнес он. — Понимаю… Приготовьте вакцину, я буду… Да, конечно… Я попрошу сестру помочь мне.

Он медленно опустил трубку и посмотрел на Надю.

— Звонили из японской полиции. Они боятся, что начнется эпидемия холеры. Как видно, город заполонили китайцы из Фудзядана. Мне нужна твоя помощь — весь медицинский персонал уже занят. Вели Дуне быть дома с Мариной. Позвони Вере, пусть тоже придет. — Сергей на минуту замолчал. — И захвати свою дубинку… На всякий случай. Бедняки из Фудзядана потеряли все, что у них было, и власти опасаются, как бы не пошла волна грабежей и похищений.

У Нади это грозное оружие, которое брат вручил ей несколько лет назад, вызывало страх. Достаточно было взмахнуть рукой — и из его короткой рукоятки под воздействием тайной пружины вылетал массивный стальной стержень, на конце утяжеленный шариком. Удар этой штуки способен был проломить череп. Надя взяла с собой дубинку, потому что беспорядки были возможны не только в Фудзядане, но и в Нахаловке, одном из беднейших районов города.

Первый день прошел без особых событий. Получив от японских властей вакцину, Сергей останавливал людей на улицах и делал прививки, пока Надя выписывала справки об иммунизации.

На следующее утро они с изумлением увидели, что предприимчивые китайцы устроили на отвесных склонах Нового Города, возвышавшихся над затопленным Фудзяданом. На наспех сооруженных прилавках связки чеснока, сельдерей и сушеные грибы лежали бок о бок с хурмой, разрезанными желтыми арбузами и завезенными из южных провинций Китая помело. Над прилавками с больших крюков свисали куски коровьих туш. Под ними, распространяя восхитительный аромат, лежали горки тянь-бин — печеных лепешек из пресного теста на основе просяной муки.

«Какие же бессердечные люди эти торговцы», — думала Надя, глядя на разноцветное изобилие и на расположившихся тут же жалких нищих, спасающихся от наводнения. Это зрелище до того взволновало ее, что она чуть было не попала под огромную арбу. Скрипя тяжелыми толстыми колесами, телега, груженная желтыми соевыми пирогами и грудами воловьих и бараньих шкур, прокатилась совсем рядом с ней. Тащили ее четыре норовистых мула, запряженных парами. Животные нервно поворачивали уши в сторону шума, вращали налитыми кровью глазами и норовили лягнуть каждого, кто приближался к ним слишком близко. Пока Надя обходила повозку, китаец, который вел мулов, щелкнул в воздухе длинным кожаным хлыстом.

Поток фургонов с беженцами и рикш поднимался вверх по холму. Тысячи лишившихся крова людей уже сидели на улицах, прямо на тротуарах, под растянутыми между столбами соломенными матами и старыми мешками. Их овцы и свиньи свободно бегали по территории стихийно возникшего лагеря.