Златослава Каменкович - Ночь без права сна

— Говорите, прошу вас, говорите, я слушаю!

Калиновский встал с кресла, подошел к камину, попросил у дам разрешения закурить. Молча прошелся по мягкому ковру, незаметно наблюдая за Анной. Снова сел в кресло и наконец вкрадчиво заговорил:

— Ведь сперва жандарм арестовал молодого рабочего Руденко-Ясинского лишь по подозрению, не имея никаких доказательств антигосударственной деятельности, не правда ли? В данном случае я не беру во внимание вашего объяснения о самоубийстве жандарма. Третье лицо, оказавшееся при этом, утверждает, что произошло именно убийство.

— Как можно верить провокатору? — негодовала Анна.

— Пани Анна, рассмотрим положение с точки зрения русских властей. Допустим, что это убийство. Мы его можем объяснить жестокостью жандарма, насилием над арестованным. В таком случае преступление будет расцениваться не как политический акт, а как желание освободиться от насилия. Здесь можно призвать на помощь смягчающие обстоятельства: молодость, горячность, гордость, не терпящую оскорблений, словом, в арсенале адвокатов найдется немало мотивов, которые облегчат судьбу обвиняемого. Теперь посмотрим на это дело в другом ракурсе. О принадлежности Руденко-Ясинского к обществу социалистов, действующему во Львове под носом тайной полиции, здесь узнали из сообщения русской тайной полиции. Да будет вам известно, пани Анна, что в борьбе против социалистов охотно солидаризуются не только австрийская и русская полиция, но и полиции многих других стран. Однако каждая из них имеет свои гонор. И, конечно, каждый считает себя лучше другого. Поэтому-то для львовской тайной полиции согласиться с утвержденном русской полиции о принадлежности Руденко-Ясинского к тайному социалистическому обществу равносильно признанию ее собственной беспомощности. Спасая свои престиж, она неизбежно отклонит это обвинение.

Анна облегченно перевела дыхание.

— Но есть и другая серьезная угроза для вашего мужа, — продолжал адвокат. — Я знаю директора львовской тайной полиции. Честолюбив, умой, ненавидит социалистов. Искоренение их считает делом своей профессиональной чести. Несомненно, он будет искать побочных улик, чтобы помочь русским властям казнить Руденко-Ясинского. И вот женитьба Руденко-Ясинского на дочери Домбровского — врага русского царя послужит еще одним доказательством его политической неблагонадежности. Что здесь можно предпринять? Разве только поставить полицию перед фактом, что пани Анна — жена не Ярослава Руденко-Ясинского, а, скажем, какого-нибудь пана Писаржевского или Голомбека. Только, прошу вас, поймите меня верно.

Тут Калиновский впервые широко улыбнулся, обнажив белоснежные, безукоризненно ровные зубы. Во взоре, голосе, манерах его не было ничего, кроме доброжелательства.

Тревога, владевшая Анной с самого утра, усилилась.

— Пани Анна, вам необходимо сегодня, самое позднее завтра оформить с кем-нибудь фиктивный брак, чтобы спутать карты полиции.

Словно удар молнии поразил Анну. Наступило гнетущее молчание. Только мерное тикание маятника антикварных часов нарушало жуткую тишину.

Наконец Анна пришла в себя. С тревогой и ужасом смотрела она на мать, на адвоката. И, осознав свою обреченность, закрыла ладонями лицо. Калиновский поклонился ей и виновато произнес:

— Прошу прощения, если своим советом я оскорбил вас. Я хотел только помочь… — С беспощадной логикой Калиновский предусмотрел все. — Я сегодня был в тюрьме, у пана Руденко-Ясинского…

— Вы его видели? — сразу словно ожила Анна. — Он знает, что мы хлопочем о нем?

— Да, да. Я имел с ним довольно продолжительную беседу, — солгал адвокат. — Он тоже горячился, как вы, но в конце концов я убедил его, что ваш фиктивный брак — единственный путь к его спасению. Он просил меня устроить свидание, чтобы самому поговорить с вами об этом.

Калиновский раскрыл кожаное портмоне и протянул разрешение прокурора на свидание.

— Я принял все меры предосторожности. Во-первых, прошу вас, не забудьте, что вы — не жена Руденко-Ясинского; во-вторых вы не Домбровская. Видите, это выписано на членов женского благотворительного общества пани Жилинскую и пани Капровскую… Не смею вас больше задерживать. Разговор продолжим позже, а сейчас — спешите. Я слышал, будто пана Руденко-Ясинского собираются увезти из Львова. Вы можете поехать в моей карете, я распорядился.

Даже старый Калиновский никогда не мог разгадать по лицу сына его подлинных намерений. Рука Людвига могла душить человека, а лицо в это время — дарить обворожительную улыбку. Он мог одной рукой осенять себя крестом, а другой залезать в карман соседа.

Вручая женщинам разрешение на свидание, Людвиг знал, что Анна уже не встретится с мужем: в полдень под усиленной охраной его увезли в Вену для передачи представителям русских властей.

Калиновский сделал все, чтобы муж Анны никогда не вернулся.

Домбровские возвратились из тюрьмы усталые, удрученные. Они опоздали. Ярослава уже увезли в Вену, — сказал им начальник тюрьмы.

— Что же нам теперь делать? — спросила пани Барбара.

— Мама, я должна быть около него. Я поеду в Вену.

— Аннуся, родная, тебе же известно, чем это ему угрожает. Разве ты желаешь ему зла?

— Неужели единственный выход — воспользоваться советом Калиновского и вступить в фиктивный брак? Ты веришь, мама, что Ярослав согласился на это?

— Царские власти слишком хорошо знают нашу фамилию, они ненавидят нас. Калиновский и Ярослав рассудили правильно.

— Не могу, не могу! Поедем в Вену, быть может, Ярослава действительно туда отправили. Мы должны повидаться с ним, посоветоваться, иначе я сойду с ума!

Поездка в Вену ничего не дала, хотя Ярослав в это время был именно там. Все попытки увидеться с ним, перекинуться хотя бы единым словом, передать записку оказались тщетными; к нему не допустили даже нанятого адвоката, ссылаясь на то, что русского подданного в Вене судить не будут.

Мать и дочь поспешили обратно во Львов.

Калиновский принял их сердечно. С выражением участия и сострадания на лице слушал он нерадостный рассказ пани Барбары об их мытарствах в Вене.

— Вся наша надежда на вас, пан Людвиг, — откровенно призналась пани Барбара.

Калиновский вздохнул и озабоченно заходил по голубой гостиной.

— К сожалению, пану Ярославу теперь трудно помочь. Его передали русским. Теперь все будет зависеть от того, узнают ли они о том, что он женат на дочери Домбровского… — Калиновский хитрил, лгал, запугивал. — Мне самому больно предлагать вам это, пани Анна, — проникновенным голосом говорил он. — Но поверьте, другого выхода нот…

Пани Барбара поняла устремленный на нее вопросительный взгляд дочери.