Златослава Каменкович - Ночь без права сна

И Калиновский, вежливо поклонившись, вышел из комнаты. Ошеломленная Анна словно окаменела. Опомнилась от плача ребенка.

Отнять у меня сына? Отнять тебя, мой мальчик?! Да, да, да! Он на все, на все способен! Кто же мне теперь поверит, что обманом и хитростью он заманил меня в западню? Мама, мама, что мы наделали! Вот твой хваленый рыцарь! «Перед законом мы — муж и жена!»

Анну трясло как в лихорадке, хотя в комнате было жарко. «Боже, что делать? Бежать? Взять Славика и бежать? Но у меня нет денег даже на дорогу! Почему молчит мама? Что случилось с ней? Дарина, Дарина!.. Надо поскорей найти ее и все рассказать».

Семья Омелько ютилась в подвале того коттеджа, где жила Анна. Хотя Дарина нанялась сюда кухаркой, а ее муж Василь — садовником, оба они выполняли у фрау Баумгартен самую разнообразную работу, Дарина присматривала за птичником, кроме того, в ее обязанности входил уход за огородом. Зимой в парниках она выращивала огурцы, цветную капусту, салат.

Круг обязанностей Василя был еще шире. Он ухаживал за садом — весной вскапывал землю вокруг деревьев, подрезал ветки, сажал цветы, поливал их, выращивал саженцы. Фрау Баумгартен не нанимала дворника, его работу выполнял тоже Василь. Не обходилась без него и конюшня.

Когда же хозяйка собиралась куда-нибудь выезжать, Василь запрягал лошадей в фаэтон или пролетку, занимал место кучера.

Супруги Омелько не роптали на судьбу. Тут они хоть ели досыта. А дома, бывало…

Безземелье, нужда гнали галицийских крестьян за океан, на заработки. Собирались ехать в Америку и Василь с Дариной.

Отговорил покойный брат фрау Баумгартен. Семь лет назад он привез их на работу к своей сестре.

Тоскливо было им на чужбине, тянуло на родину. Не раз намеревались вернуться в Галицию, но не имели они там ни кола, ни двора.

— Поживем еще годок, поднакопим деньжат, тогда и возвратимся. Купим пару моргов земли, поставим хату и заживем! — мечтал Василь.

Надо сказать, что фрау Баумгартен относилась с какой-то почтительностью к доброму, как ребенок, богатырю Василю. Честный и покорный, всегда молчаливый, он целый день мог и слова не вымолвить, знал только несколько немецких слов, с какими к нему чаще всего обращалась хозяйка. Если она сказала «фарен», он знал — нужно закладывать фаэтон. «Пуцен», «вашен», «райниген», — говорила фрау и указывала на забрызганный грязью фаэтон. И Василь понимал: фаэтон нужно чистить и мыть, чтобы блестел. Со временем научился понимать хозяйку с полуслова — по мимике и жестам.

Дарина, в отличие от мужа, была женщиной общительной, любила поговорить. Она быстро научилась понимать, а затем и говорить по-немецки и часто откровенничала с горничной Мартой, которая тоже была из крестьян, но умела читать и писать. Тихими вечерами в свободную минуту Марта рассказывала Дарине о жизни австрийских крестьян, о своей нелегкой бедняцкой доле.

В тот вечер, когда состоялся такой тягостный для Анны разговор с Калиновским, Дарина долго не возвращалась домой.

Василь с помощью старшей дочки Галинки накормил и уложил спать маленького Сашка. Галинке часто приходилось хозяйничать дома и присматривать за ребенком, так как мама всегда работала.

— Видать, детки, наша мамця опять задержится. Ложитесь спать, — сказал Василь Лесе и Галине.

Вошла жена.

— Хорошо, что ты еще не спишь.

— Что стряслось, Дарцю? На тебе лица нет…

— Дети спят? Сашко не плакал? Ой! — Дарина устало присела на скамейку и положила голову мужу на плечо.

— Ты чего так поздно? А это что? — показал он глазами на большой саквояж у ног жены.

— Ой, Василько, не знаем мы горя! А как люди страдают…

— Ты о чем?

— Ой, Василько, родненький, любый мой! Надо пани Анну спасать. Ты не знаешь… Ведь пани Анна не жена пану Калиновскому.

— Да ну?

— Мужа пани Анны русский царь казнил. Маленький Славик не от пана Людвига. Пани Анна вышла замуж за Калиновского не по-настоящему, как мы с тобой, а чтобы властям глаза отвести, своего мужа спасти. Но не помогло, казнили. Теперь пан Калиновский требует, чтобы она стала ему настоящей женой, а пани Анна не хочет. Пан Калиновский грозится сына отнять. Панн Анна плачет, боится этого ирода. Василько, родненький, надо помочь пани Анне! Она хочет спрятаться где-то с сыном, пока из Праги приедет ее мать.

— Помочь надо, — вздохнул Василь. — От лихого человека хоть полу отрежь да беги. Уже лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой. Только… Вдруг фрау Баумгартен узнает?

— Кто ей скажет? Слушай, Василь, я с Мартой говорила. На время можно в село к ее матери. Только прежде вот этот чемодан надо завезти туда. Поедете рано утром вместе с Мартой. Раньше восьми утра, сам знаешь, фрау не встанет. Успеете.

Она и не подозревала, что минут двадцать назад лакей Шенке заметил Дарину, которая, оглядываясь, несла тяжелый дорожный саквояж. Уж не обокрала ли эта кухарка фрау Калиновскую?

Лакей припомнил события последнего вечера. Конечно, кухарка умышленно так поздно задержалась наверху. Как холодная змея, в его душе зашевелилась злоба. Вот когда он делом докажет свою преданность фрау Баумгартен и надолго закрепится в этом доме. Такой случай!

Шенке тихо, как мышь, прошмыгнул к подвальной комнате, в которой жила семья Омелько. Припав ухом к двери, он подслушивал. Когда-то он служил лакеем у русского посла в Вене. Научился понимать и говорить по-русски. И то, о чем сейчас говорила кухарка на украинском языке, Шенке хорошо понял:

— Марта поедет с тобой… Раньше восьми утра, сам знаешь, фрау не встанет…

На рассвете лакея разбудил грохот подводы и чьи-то приглушенные голоса. Он приподнял край занавески, и увидел, как Марта спрыгнула с мешков, лежащих на подводе, и юркнула в дверь черного хода.

Шенке не терпелось все рассказать хозяйке. Но когда он поджидал у конторы фрау Баумгартен, прибежала Марта и позвала его к Калиновскому.

Калиновский недовольно пробормотал, что уже больше десяти минут ждет его. В свое оправдание лакей готов был все рассказать, но сдержался. Он не знал, как на это посмотрит фрау Баумгартен. Захочет ли она, чтобы жильцы знали, какие у нее слуги?

— Шенке, — хмуро сказал Калиновский, — немедленно выезжайте на загородную виллу барона фон Рауха и передайте баронессе это письмо. Лично. Ответа не надо.

Шенке поклонился, взял пакет и новенькую кредитку «на расходы». Столько он получал у фрау Баумгартен за целый месяц. Забыв о Марте, он уехал на вокзал.

Тем временем Дарина сварила кофе и, поставив небольшой никелированный кофейник на поднос, где стояли хрустальная сахарница, вазочка с печеньем, фарфоровая чашечка, поспешила наверх. Она знала, что Анна беспокоится, ожидая ее.

Как и каждый человек, Дарина имела свои слабости. При всей смелости и решительности она была очень суеверна. И вот надо же, чтобы на лестнице ей перебежал дорогу огромный пушистый кот пани Барбары.