Златослава Каменкович - Ночь без права сна

— Ой, беда! — испуганно прошептала Дарина и несколько раз перекрестилась. Ноги ее словно приросли к ступенькам, она никак не могла сдвинуться с места.

Анна, встревоженная задержкой Дарины, нервничала. Несколько раз она подходила к двери и прислушивалась, не слышно ли шагов, но за дверью было тихо. Анна склонилась над кроваткой сына. Ребенок спокойно спал. Она подошла к камину, поворошила угли и села на пуф. Отблески огня, падающие на мягкий ковер, наводили на грустные мысли. Где она с ребенком приклонит голову этой ночью? У Дарины дети… Может быть, Василь побоится, не позволит жене помочь ей? В конце концов, кто она Дарине? И зачем этой семье рисковать своим благополучием ради нее и ее ребенка?

А Дарина все стояла на лестнице, словно приросла к перилам, пока в застекленных дверях вестибюля не показалась фрау Баумгартен.

«Боже милый, она пошлет меня куда-нибудь», — подумала Дарина и, быстро перекрестившись, перешагнула ступеньку, по которой пробежал кот. Не вошла, а вбежала в комнату.

— Заждались?

— Дарцю, золотая моя, я думала, вы не придете.

— Стояла на лестнице… Пират дорогу перебежал. Примета плохая: быть беде.

Анна обняла Дарину, усадила рядом с собой на кушетке.

— Не нужно верить в предрассудки, Дарцю!

— Ой, пани Анна, кого хотите спросите — к беде. Там внизу пришла фрау. Что ей с утра понадобилось от пана адвоката?

Дарина подошла к кроватке. Славик спал, выпятив нижнюю губку и безмятежно раскинув ручонки. Лицо женщины посветлело, но в голосе зазвучала грусть:

— Голубчик ты мой ненаглядный, красавчик мои! Признаешь ты меня, когда вырастешь? Дай тебе бог большого счастья в жизни, сиротка моя…

— Зачем же плакать, Дарина?

— А как же, пани Анна! Привыкла, будто к родному дитю… — вздохнула Дарина, утирая передником слезы.

Они помолчали, думая каждая о своем.

Анна взглянула на маленькие ручные часики.

— Когда же мы поедем, Дарина?

— После завтрака. За сорок минут вы дойдете через парк до лесной дороги. Под старой липой вас будет ждать Василь с лошадьми. Не минет и часа, как вы будете в селе, у Мартиной матери. Когда же получим известие от пани Барбары, отравим вас в Прагу.

Славик потянулся к кормилице, и Дарина, взяв мальчика на руки, дала ему грудь.

— Приготовлю на дорогу молоко, и с богом, — шепнула Дарина, передавая Анне Славика.

День был холодный, ветреный. Обычно в такую погоду Анна вряд ли вышла бы со Славиком на прогулку. Но сейчас Славику угрожает куда большая опасность.

Будто прогуливаясь, Анна приблизилась к чугунной ограде, отделяющей сад от большого парка. Через широкую щель она проникла в заснеженный парк, поросший старыми соснами. С трудом выбралась из глубокого снега и, не оглядываясь, побежала.

На минуту остановилась, перевела дыхание. Вокруг — ни души. Судорожно прижимая к груди сына, она еще быстрее побежала прочь от ненавистного дома, который виднелся на холме.

Выбравшись из парка, Анна пошла через лес. Не заметила, как свернула на замерзший пруд, запорошенный снегом. Вдруг лед под ногами треснул. Инстинктивно прижала к себе ребенка. Ноги обожгла ледяная вода. Дважды поскользнулась, едва не выронив ребенка. Не заметила, как потеряла муфту, где хранились две бутылочки — с молоком и водой для сына.

Ухватившись наконец за обледенелую ветку ивы, склоненную над льдом, Анна напрягла все силы и выбралась на берег. Положила ребенка на снег и принялась отжимать мокрую одежду. Славик проснулся и тихо заплакал. Анна хотела его покормить и только теперь обнаружила, что муфты нет.

Боясь, как бы Славик не простудился, Анна взяла его на руки и, насколько позволили силы, побежала к дороге, ведущей в Зоммердорф.

Не зря люди говорят, что сироте и ветер в лицо. В этих краях большие морозы редкость, обычно в феврале начиналась оттепель. Но в этом году зима затянулась. Дул северный ветер, изредка сыпала снежная крупа.

Пока Анна шла, она не ощущала холода, но как только добралась до старой липы и остановилась, сразу промерзла. Где же Василь с лошадьми?

Прошло около часа, а Василя не было. Мокрое платье на Анне смерзлось и мешало двигаться, подошвы сапожек обледенели и скользили, а голенища будто сковывали задубевшие ноги.

Едва переставляя ноги, она вышла на дорогу. Сбила с сапожек лед. Вдруг заметила вдали подводу. Медленно пошла навстречу, до боли напрягая глаза, чтобы разглядеть возницу. Да, конечно, это он, Василь. И венгерка, отороченная белой овчиной, и шапка его.

Подвода приблизилась настолько, что можно было разглядеть лицо возницы. Нет, это не Василь. Анна уже решила было попросить возницу, чтобы довез ее до Зоммердорфа, но подвода, не доезжая до Анны, свернула влево и вскоре исчезла за деревьями.

«Нет, ждать больше нельзя. Замерзну с ребенком. Пойду… Василь меня догонит».

И пошла. Ее подгонял ветер. Часто оглядывалась, не видно ли на дороге Василя с подводой. Но его все не было.

Анна не могла сказать, сколько прошло времени — час или два. Двигалась, едва переставляя ноги. Наконец остановилась возле дорожного знака. Стрелка, направленная влево, указывала: «Зоммердорф — 3 км».

Анна свернула на проселочную дорогу. Славик все время плакал, но у матери не было сил разжать губы, чтобы успокоить ребенка. Шла как в тумане. Ветер швырял в лицо колючий снег, слепил глаза…

Анне почему-то вспомнилось, как в детстве она становилась на деревянные ходули.

«Боже, до чего я стала неловкой, все время спотыкаюсь.

Странно, я ведь здорово умела бегать на ходулях. Неужели разучилось?»

…Теперь дорога ведет вгору. Подкашиваются ноги… Но Анна бежит, падает…

Кто высится там, на вершине горы?

— Ярослав! Любимый мой!.. Ты жив! Я не узнала тебя, — задыхается от счастья Анпа.

— Дай руку, Анночка, я помогу тебе сюда взобраться, — протягивает ей руку Ярослав. — Ну, будь смелее, вот так, умница ты моя… Не надо бояться…

Ярослав нежно обнимает Анну, долго и ласково смотрит ей в глаза и молчит…

Она открывает глаза. Маленькая комната залита утренним зимним солнцем.

— Где мой ребенок?

— Не тревожтесь, — склоняется над ней седая старушка в крестьянской одежде. — Я мать вашей горничной Марты.

— Пить, — просит Анна и снова впадает в беспамятство.

…Очнулась уже в комнате зеленого коттеджа. Протянула руку и позвонила. Вошла незнакомая женщина.

— Что угодно, милостивая фрау? — почтительно поклонилась она.

— Попросите фрейлен Марту.

— Она больше здесь не служит, милостивая фрау.

— Тогда… Дарину, кухарку…

— Вашу кухарку зовут Эмма, милостивая фрау. Я не знаю, кто такая Дарина.

Анна поняла, что друзья, которые хотели помочь ей, выгнаны из дома, из-за нее лишились работы.

В ту самую минуту, когда Василь Омелько собирался выехать в условленное место и встретиться с пани Анной, на веранде появилась фрау Баумгартен и приказала ему немедленно везти ее к сестре в совершенно противоположный конец города.