Константин Гурьев - Без срока давности

В общем, пришел как-то Степан к нему проведать, сели за стол, выпили, а тот и говорит: «Душа у меня не на месте, повиниться хочу. Был я правой рукой изменника Ягоды, а потом он меня сюда сослал. Очень я на него обижался, пока Ягоду не арестовали и не расстреляли. Только тогда и понял, что он меня спасал от смерти».

Степан говорит: в чем же твоя вина? Ну, отослал тебя Ягода от греха подальше, и что? Значит, была в нем душа и видел он, что ты ни в чем не повинен и смерти не заслужил.

Комков еще выпил и говорит: виноват — не виноват, не знаю, а отправил он меня сюда с секретными бумагами, которые надо было скрыть.

Тут Степан мой сообразил, что дело не так просто. Комкова этого легко можно даже сейчас, спустя много лет, обвинить в соучастии в заговоре, и, что называется, «со всеми вытекающими». Получается и сам Степан — вроде как соучастник.

Тогда он и спрашивает: ты эти бумаги читал? Нет. В таком случае лучше ты их мне отдай и забудь об этом. Забудь так, чтобы не вспомнить, даже если допрашивать будут. Иначе, говорит, нам обоим — хана.

Таким вот образом у товарища моего Степана Тихонова и оказался этот саквояж с документами, а уж от него перешел ко мне.

Честно скажу, взял саквояж и переживал долго. О том, чтобы отказаться и вернуть его Степану, конечно, и речи не было, но я понимал: мне-то его придется из сейфа убирать точно так же, как пришлось Тихонову. Разница только в том, что он его из сейфа в сейф переложил, а у меня такого «сейфа» потом не будет.

Поехал я к Степану в Воронеж, а он смеется: я, говорит, уже свой сейф для него приготовил, так что в следующий раз привози, и все!

А через полгода телеграмма: скоропостижно скончался.

— Мда, — признал Корсаков, но Рабельник его перебил.

— Это еще не «мда», Игорь Викторович. Саквояж я, конечно, держал при себе и был уверен, что ни одна живая душа о нем больше не знает. И вот представьте себе, полгода назад звонит мне Валерка, сын Степана из Воронежа, и спрашивает: «Дядя Ваня, вам отец отдавал саквояж с бумагами?» Спросил именно о саквояже, а не о портфеле или, например, о чемодане. Я говорю, никакого, мол, саквояжа, о чем ты? Еще через неделю снова звонит. Уже взволнованный, и снова — о том же. Прикинулся «незнайкой»: что за саквояж, что за тревога? Потом, говорит, расскажу, не по телефону, но требуют саквояж люди серьезные. Помощь, спрашиваю, нужна? Он засмеялся: обойдусь. А через два дня его убили и в квартире устроили погром. И в гараже, и на даче тоже. Вот такие дела.

— А следствие?

— Что следствие? Мало у нас «висяков»?

— Иван Прокопьевич, вы не похожи на человека, который будет сидеть сложа руки, — не удержался Корсаков.

Комплимент был, конечно, дубовый, но Рабельник смущенно улыбнулся и согласился:

— Поинтересовался, конечно. Для меня сын Степана — это, считай, сам Степан. Но — мгла. Был один подозреваемый, но очень уж умозрительно все было. Очень. До вчерашнего вечера. Он и отправлял вчерашних моих «гостей».

— Вы точно знаете?

— «Мы — мирные люди, но наш бронепоезд»…

Игорь попытался представить, насколько точно Рабельник мог все узнать, но сразу же отказался от этой мысли.

— Ну, как говорится, наконец-то, — констатировал Корсаков. — «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»

— Ну, примерно так, — согласился Рабельник. — Но, Игорь, давайте о вчерашнем не будем. Это — мои проблемы, о которых вам лучше не знать. А вот бумаги я вам передам.

— Для чего?

— Вы сейчас занялись «заговором Ягоды»?

— Да.

— Тогда поспешите, — попросил Рабельник. — Вы, Игорь, можете использовать мой рассказ и обращаться ко мне с любыми вопросами по этой теме. Расскажу все, что знаю, и о чем могу догадываться. Но у меня просьба — не затягивайте с этим. Как только появится статья — наступит ясность. Не очень отчетливая, конечно, но все-таки… А ясность будет означать, что вопрос закрыт.

— Так-таки и закрыт? — деланно усмехнулся Корсаков.

— В той степени, которая гарантирует безопасность — да, — отчеканил Рабельник, и Корсаков не стал возражать. Он просто спросил:

— Ну а что за «бумаги из саквояжа»?

Рабельник вышел в комнату и вернулся с саквояжем. Открыл его:

— Смотрите. Время у вас есть, а потом я, если вопросы будут, на них отвечу.

«Во исполнение полученного задания была тщательно осмотрена квартира Корсакова И. Искомая панка, обозначенная как цель поиска, обнаружена не была. Документы, обладающие характеристиками, сформулированными в задании, найдены не были. Учитывая продолжительность осмотра и квалификацию специалистов, его проводивших, имею все основания утверждать, что указанных в качестве цели спецмероприятия документы в квартире отсутствуют.

Руководитель спецгруппы…»

Человек, непосредственно курировавший весь блок «безопасности» и инструктировавший «спецгруппу», сидел молча.

Обыск в квартире Корсакова результата не дал, и Плюснин вполне мог сорваться: слишком напряженно все шло в последние дни. Однако генерал, прочитав отчет, спросил будничным тоном:

— Люди, надеюсь, ответственные?

Увидев обиженное лицо заместителя, сказал:

— Ладно, ты мне гримасы не строй! Мне результат нужен. — Потом посмотрел на заместителя и добавил: — А тебе, кажется, он нужен еще больше.

Заместитель промолчал: он-то знал, какие проблемы у него будут, если Плюснин проиграет в этой гонке.

— Так что, пощупать его в дороге? — поинтересовался он.

— Зачем? — удивился генерал. — Он вполне мог папку с собой и не брать. Что, если он ее отдал кому-то из соседей? Ты ведь не будешь крошить чужие квартиры в надежде там ее обнаружить?

— Не буду, — согласился заместитель.

— Он у нас под контролем?

— Под полным.

— Кстати… Что-то я никак не дождусь отчета о его службе. Проблемы?

— Вряд ли это можно назвать проблемами. Скорее всего какая-то путаница из-за перестроечных передач документации. И потом… Неужели ты думаешь, что он так уж серьезно кем-то был замаскирован?

— «Думать» надо тебе. А мне надо получить точные сведения: где, когда и как он служил, ясно? — Глянул на хмурое лицо собеседника, пояснил, чуть-чуть смягчив голос: — Пойми, мы должны предельно точно знать, на что он способен. Ты можешь исключить, что он — «подстава»? Хорошо подготовленная, тщательно спланированная «подстава».

— Ну а если не служил?

— Если не служил, это все равно зафиксировано. В общем, мне непонятна твоя разговорчивость. Мне нужен простой и ясный ответ.

Плюснин дождался, когда заместитель опустит глаза. Приятно, когда даже взгляда твоего опасаются! Потом будничным, почти товарищеским тоном закончил: