Константин Гурьев - Без срока давности

— Ну, слава богу, хоть Ирочка в порядке. Вот что значит, принадлежать к академической среде, — порадовался он. — Разум превыше всего.

Ирочка, и вправду, была красива той сдержанной красотой, которая почему-то порождала ассоциации с дисциплиной. Чуть выше среднего женского роста, со светло-русыми волосами ниже плеч, открытым лицом и умными глазами, она сразу же вызывала чувство приязни своей очевидной готовностью общаться на равных, без высокомерия, которым так утомил Корсакова ее шеф.

Лобанов повернулся, видимо, намереваясь представить Ирине Корсакова, но не успел. Он воскликнул: — А, вот и ваши коллеги, господа из администрации.

Лобанов оставил Ирину, сделав шаг навстречу двум подтянутым молодым людям, которые спешили к ним. Что бы ни говорил Лобанов, а Корсакову эти ребята никак не показались сотрудниками Администрации Президента. Ну, если только администрации исправительного учреждения. Очень уж дежурно-незапоминающиеся физиономии были у них. И единственное выражение застыло сейчас на их лицах — чувство глубокого недовольства.

Ускоряя шаг, они приступили к манипуляциям, которые Корсакову совсем не понравились. Игорь схватил Ирину за руку и потянул к себе. Ирина как приличная женщина оказала сопротивление. Возможно, она собиралась сказать что-то неприятное, но в этот момент Лобанов дернулся и стал падать, разворачиваясь к ним лицом. На левой стороне его светлого пиджака расплывалось ярко-красное пятно.

Ирина ахнула и, кажется, хотела о чем-то спросить. Корсаков, в принципе, готов был ответить на любой ее вопрос, но только не здесь и не сейчас. Тем более что по телу Лобанова расплывалось уже второе кровавое пятно, и парни приближались к ним.

Управлять женщиной следует, учитывая обстоятельства, и Корсаков, оценив происходящее, заорал:

— Что ждешь, дура! — рванув ее к себе.

И они побежали, благо до арки, ведущей во двор, было не больше пяти-семи метров. Влетя в арку и минуя ее, Корсаков отметил не менее трех тупых ударов в стену дома и рассыпающиеся брызги из штукатурки и кирпича.

Двор, слава богу, был полон деревьев и кустарника, а район хорошо известен Корсакову. К машине они выскочили с крохотным запасом времени, которого хватило, чтобы рвануть с места, казалось, оставляя преследователей с носом. Но это только казалось. Они не успели отъехать и десяти метров, как из-за угла показалась «мазда», в которую те и запрыгнули.

Корсаков, моментально просчитав ситуацию, нашел единственно верный выход. Дважды свернув, он оказался возле небольшого просвета, отделяющего один дом от другого. Проехать к этому просвету было невозможно, не прорвав аккуратный строй кустарника, что Корсаков и сделал. Тот же маневр повторили преследователи, не подозревая, насколько изобретателен их противник. Корсаков подлетел к промежутку между домами и вертанул руль так, чтобы машину развернуло левой стороной к домам. Она даже врезалась в оба дома.

Корсаков сразу же открыл дверь и, схватив Ирину за руку, приказал:

— Лезь сюда!

Машина преследователей влетела в «ауди» Корсакова, но прорваться в промежуток и завершить маневр не могла никак.

Бегом миновав двор, Корсаков и Ирина выскочили на параллельную улицу.

— Куда теперь? — почти спокойным голосом спросила Аристова, но Игорь чувствовал, что она готова разразиться рыданиями.

Нельзя было ни на миг проявить слабость, и он буркнул:

— Машину ловить.

В такси проехали не очень далеко, потом прошли пешком, потом спустились в метро. Мотались не меньше часа, прежде чем удалось сесть на свободные места. Едва поезд тронулся, Ирину толкнуло на плечо Корсакова. И она разрыдалась.

Москвичи и гости столицы, привычные ко всему, вели себя совершенно естественно: кто-то глазел, кто-то отвернулся, кто-то продолжал читать книгу или газету.

Рыдания иссякли и перешли в тихий плач. Только потом Ирина спросила:

— Почему мы убежали, почему не помогли Лобанову?

— Ты хотела, чтобы и мы там сейчас лежали?

Видимо, у Ирины Аристовой было богатое воображение, потому что рыдания возобновились с новой силой.

Потом она снова начала расспросы:

— За что они его?

Ответить Корсаков не решился: он не любил женские слезы.

Первой все-таки пришла в себя Аристова. Часа через два она спросила:

— И куда мы сейчас?

Ответа на этот простой вопрос у Корсакова не было, и он начал издалека:

— К тебе точно нельзя: они тебе звонили, значит, знают адрес.

— Кто звонил?

— Как это «кто»? Тебе звонили?

— Да, звонили, но им телефон и адрес дал Лобанов. Они сказали, что хотят проконсультироваться.

— И ты их пригласила к себе?

— Ну, конечно. Они же по рекомендации Лобанова.

— Они позвонили тебе и сообщили, что уже приехали?

— Нет. Позвонил Лобанов, и я пошла на встречу с вами.

Ага! Значит, они их «вычислили» только по Лобанову. Его они точно знали в лицо. А их с Ириной? Впрочем, теперь-то уж узнали. У таких людей память хорошая. Хотя что такое «хорошо» и «плохо» в данном случае?

Ирина, видимо, вспомнив, как закончилась «встреча», снова заплакала. Но у Корсакова времени на сочувствие не было, и он продолжил:

— В общем, твой адрес они знают. Мой — вычислят по номеру машины. Значит, ни к тебе, ни ко мне ехать нельзя. Тогда — куда?

Задавая риторический вопрос, он заметил, что Ирина внимательно оглядывает его, и Корсаков обратил внимание на свой костюм, что его изрядно огорчило. На куртке было несколько неаккуратных пятен бурого цвета, а на брюках — отметины от падений на землю. Следы травы и засохшие комья почвы — ладно, а пятна крови могут заинтересовать милицию. И кто знает, кому об этом станет известно первому…

Корсаков перебирал в уме варианты, когда Ирина решительно поднялась:

— Идем, нам надо на пересадку.

— Зачем?

На что Ирина резонно возразила:

— Разве я тебя спрашивала?

Только входя во двор большого дома на улице Гиляровского, пояснила:

— Коллега уехал по контракту в Италию, вернется не раньше, чем через две недели.

Коллега, судя по всему, был человеком обеспеченным и активным. Квартира выдавала с головой все его привычки и пристрастия. Но главное, холодильник не был пуст, а покопавшись в шкафах, Ирина нашла кое-какую одежду для Корсакова.

— Ступай в душ, а потом, — он глянула на часы, — потом будем обедать… или — ужинать…

— Да, какая разница, — нарочито беззаботно отозвался Корсаков. О чем беспокоиться, если можно нормально поесть и одеться? А там что-нибудь придумаем.

Душ и чистая одежда, свежая, приятно пахнущая, в сочетании с хорошим столом, возможно, и примирили бы Корсакова с действительностью. Тем более что всем этим он был обязан женщине, которая ему нравилась все больше и больше. Она вела себя адекватно в любой момент их сложных и неожиданных приключений, которые вовсе не были игрушечными. Достаточно было вспомнить падающего Лобанова и кровавые пятна, расплывающиеся по его одежде. И Корсаков, между прочим, совсем не был уверен, что стреляли именно в профессора. От профессора те, кто стрелял, получили все, что им было нужно. А вот от Аристовой они ничего не получили. И не получили именно потому, что в дело вмешался он, Корсаков.