Станислав Росовецкий - Самозванец. Кровавая месть

И в самом деле, есть ведь чему радоваться! На башне Киевских ворот появились люди, размахивающие своим оружием и какими-то стягами, а сами ворота распахнулись, и из них высыпала толпа. До ушей некрасивого юноши донесся ликующий рев. Теперь уже и его войско под городом принялось подбрасывать оружие в воздух и орать.

— Путивльский гарнизон не сдался, а присоединился к твоему величеству, с чем и позволь тебя поздравить! — заявил капитан на своем изысканном польском и снова отсалютовал ему палашом.

Державный юноша сухо кивнул в ответ (я, дескать, не слабоумный же и сам догадался), снова всмотрелся в происходящее под путивльскими стенами.

Там из ворот выехала телега, окруженная всадниками. Толпа то смыкалась, то размыкалась вокруг нее, потом в направлении холмика, где под знаменем маячил на своем Дьябле державный юноша, двинулась самочинно сложившаяся процессия. Он перестал беспокоиться, когда, прищурившись, рассмотрел во главе ее, рядом с московскими, невысоких воинских чинов людьми, своего клеврета Молчанова. Тут и его собственное войско снялось с места и, оставив пушки, а возле них жиденькую охрану, точно так же, нестройными толпами, устремилось к холму.

За спиной у некрасивого юноши лязгало железо и звонко ржали кони. Это усатый капитан Сошальский выстраивал красиво стражу. А юноша-полководец, выпрямив до невозможности спину и подбоченившись, всматривался в подъезжавших к нему московских воинских людей. Да, конечно, кто же спорит, одеты в нелепые с точки зрения европейского модника длинные шубы, все как на подбор заросли бородами, и не видно, чтобы и волосы у них принято было подстригать; лица скорее простоватые, чем умные; оружие имеют разномастное, подобранное как Бог на душу положит; конные на лошадках небольших, мохнатых, вроде татарских, да и сидят по-татарски: колени подняты чуть ли не к подбородку; многие с луками; у стрельцов в одинаковых лазоревых кафтанах и шапках того же сукна пищали на плечах устаревшие, дедовские. Ну и что? Когда сойдутся вместе в большое войско да еще получат доброго воеводу, расторопного и смелого, тех же поляков смогут если не шапками закидать, то потрепать весьма прилично, чему в истории бывали и примеры. И вообще, может быть, лично ему и хотелось бы править Французским королевством, однако если таких подданных изволил даровать ему Бог, то нижайший поклон Господу и за них.

Позади него протрубила короткая труба, похожая на охотничий рожок, — и толпа путивлян остановилась, не дойдя до холма нескольких саженей. Приметливый юноша поглядел по сторонам: роты и курени его войска обтекали холмик сзади, смыкаясь за его спиною. Да, прав тот мудрец, что считает мир театром, а людей в нем ничтожными актерами. Сейчас, когда подмостки готовы, а зрители наполнили балаган, приходится начинать представление. Некрасивый юноша безотчетным движением взялся обеими руками за шлем, потянул кверху, снял его (толпа перед ним ахнула) и скосился налево и за спину: там было место его оруженосца, пана Шмыдла, которому сейчас надлежало принять у него железное ведро. Однако джура-шляхтич ехал в обозе, потому что второй день маялся животом.

Тогда находчивый юноша поставил шлем перед собою на луку седла и, придерживая левой рукою, указательным пальцем правой ткнул в московита из первого ряда, глазевшего на него с каким-то даже восторгом.

— Эй, дядя, закрой рот, а то ворона залетит! — и, переждав, пока толпа отсмеется, передавая его слова в задние ряды, осведомился: — А кто ты, дядя, есть таков?

— Путивльский сын боярский Коротай Ермолин, сын Шишкин, по росписи состою при затинной пищали у Глуховских ворот, — бойко оттарабанил тот, выпучив глаза уже за пределы возможного.

— Поди, поди сюда, Коротай, — поманил к себе. И закричал, снова в московита пальцем тыча: — Ты, вишь, сын боярский, а я вот сын царский — чины у нас больно похожи. Ты, Коротай, возьми мой шлем, подержи немного. Побудешь у меня оружничим, пока мой ближний боярин хворает — ты не против, часом, а, Коротай?

Державный юноша переждал шум и смех, а тогда обратился к Молчанову:

— А сие что за люди пришли с тобою, верный мой слуга?

Молчанов же, боком повернувшись к путивлянам, прокричал натужно:

— Сие суть, надежа-государь, граждане города Путивля, стрельцы и казаки, несущие в нем твою государеву службу! Засевший хитростями, обманом и чарованием в царствующем граде Москве неправедный царик Бориска Годунов озлобил их бесконечными поборами, неплатежами жалованья да обидами нестерпимыми! — Тут повернул он голову к путивлянам. — Верно ли я говорю, отцы и братья?

— Верно, верно! А то как же! — нестройно и разрозненно ответили из толпы.

— А теперь, надежа-государь, прознав про твое чудесное от убийц спасение и на землю Русскую вооруженною рукою возвращение, решили они передаться под твою государскую руку всем Путивлем-городом, его стрельцами, казаками и всем народом. А вот и подарочек тебе привезли — изменников твоих путивльских воевод Мишутку Михайлова, сына Салтыкова, и князька Ваську Васильева, сына Мосальского! Народ отговаривали да и лаяли тебя, надежа-государь!

Тут после некоторого замешательства прямо под холмик подкатила давешняя телега, и с нее сброшены были стрельцами на выцветшую траву двое, судя по дородству, знатных вельмож. Оба связаны, оба босы, старший годами в одной шелковой, странного свободного покроя рубахе, второй — в измазанном навозом кафтане.

— Отрубить обоим головы — да и всего делов! Ишь, ряшки наели на Борискиной службе! — прозвучало в толпе стрельцов. И со всех концов: — Поднять на пики бояр-изменников! Повесить, чего уж там! Порубить на части пирожные! Скормить свиньям!

Некрасивый юноша поднял руку, требуя тишины. Прокричал:

— Путивляне! Честные горожане, славные стрельцы и казаки! Послушаем сперва, что они сами, изменники, скажут.

Связанные вельможи переглянулись, потом младший из них с усилием сел, огляделся и принялся сипеть натужно:

— Я, боярин государев Михайло Михайлович Салтыков, желаю мучеником явиться перед Христом Богом моим! Обличаю тебя, исчадие! Никакой ты, парень, не Димитрий-царевич! Жалкий расстрига, беглый чернец Гришка Отрепьев — вот ты кто!

Загадочный юноша расхохотался. Остановил бросившегося было к телеге с обнаженной саблей Молчанова. Отсмеявшись, спросил:

— И кто же тебе, боярин, такое сказал?

— Царская грамота, в Путивль прислана…

— Эй, православные! Не случилось ли с вами сей грамоты? Для себя из любопытства никто ее не списал?

Наконец, список грамоты нашелся, и владельца уговорили подойти к холму.

— Да не бойся ты, грамотей! — заявил ему некрасивый юноша. — Читай же, да погромче!

Каждое обвинение грамоты войско, пришедшее с великодушным юношей, встречало смехом, путивляне слушали чтение молча.