Станислав Блейк - Кровавые сны

— Нет, святой отец, — Отто так и не поднял глаза, — объясните, и я пойму.

— Разум таких людей как Симон Стевин, — уже спокойнее сказал Кунц, видя покорность фамильяра, — это милость Божья. Вот есть я, инквизитор недостойный, есть он, — кивок на палача, — есть ты, насильник, убийца и алчный пузырь. А есть, точнее, был, Эразм из Роттердама, Леонардо да Винчи, Карл Клузиус. По сравнению с ними мы, как простецы по сравнению с нами самими, и Симон Стевин — один из таких, одаренных божьей милостью. Теперь дошло до тебя?

— Да, ваша милость.

— На него, как обычно бывает, донесли. Сколько доносов поступает на состоятельных торговцев, ты даже представить пока не можешь. Воистину, зависть и злоба правят людьми. Доносчик рассчитывал получить свои десять процентов от имущества Стевина, как было прописано в королевском эдикте. Мы нашли при обыске у него десяток произведений из «Индекса», [47] Index Librorum Prohibitorum — список запрещенных Римской церковью книг. — продолжил инквизитор. — Этого, даже если бы он отрекся от ереси, хватило на передачу светским властям. [48] Передача в руки светских властей означала смертную казнь. Сама инквизиция не умерщвляла никого, ее задачей было расследовать духовное преступление и вынести приговор, который приводился в исполнение светской властью. Я мог изломать его и уничтожить одним своим словом. Но Бертрам Рош сказал, что более не станет считать меня своим братом и покинет трибунал, если я не отпущу Симона Стевина.

— Ваша милость, эта женщина, — сказал палач, когда инквизитор замолк. От стола с певунами донеслись заключительные строки песни, равнявшей размеры селедок, вытащенных из моря мужем, с размерами орудий, удовлетворявших жену. Рыцарское копье в размерах не уступало самой крупной сельди. Все мужчины Нижних Земель знали эту похабную песенку, и Кунц усмехнулся, видя, что госпожа Флипкенс весьма недовольно поглядывает на поющих, пробираясь, сопровождаемая двумя слугами, в направлении их стола.

— Убирайтесь, — приказал Кунц подчиненным. Достал из кармана замшевый мешочек с уликой, передал ее палачу. — Завтра с рассветом отнесете это в кузницу, пусть там сделают пять штук точно таких же. Неотличимых. Понятно задание?

— Добрый вечер, — улыбнулся Кунц, вставая навстречу женщине. — Здесь несколько шумно.

— «Благородный олень» — лучшее заведение в городе, святой отец, — улыбнулась Эрика Флипкенс. — Но в такое время здесь, бывает, кричат и поют излишне громко.

— Так не стоит ли нам переместиться в другое место, где никто не потревожит наше уединение? — Кунц проводил взглядом подчиненных, которые как раз исчезли в проеме входной двери. Перевел взгляд на женщину, которая в молодости, он мог биться об заклад, представляла собой украшение Брюгге, и до сих пор сохранила немало из былой прелести.

— Я была бы польщена, если бы вы приняли мое приглашение, — на щеках тридцатипятилетней Эрики появились чудесные ямочки, глаза живо стрельнули в инквизитора и тут же потупились в тени длинных ресниц.

И как это в Антверпене я еще думал над тем, хороша ли она, удивлялся Кунц, следуя за Эрикой Флипкенс в сопровождении слуг. И вправду, путешествие есть лучшее средство для преодоления скорбей и благостной перемены духа.

Леопарды не любят подолгу преследовать добычу. Обычно они сторожат в засаде, а добыча сама, ни о чем не подозревая, приближается к хищнику, пока до него не останется один или два прыжка. Феликсу в Темном облике пришлось отказаться от собственного стиля охоты, пока он старался не отстать от шляхтича, пребывавшего в Темном облике кабана, одного из гостей, собранных Янушем, князем Заславским, за своим столом. Габри наверняка бы развеселился, узнав, что читал вергилиевскую «Энеиду» свинье, думал Феликс, бесшумно следуя за кабаном. Не самый точный литературный выбор. «Метаморфозы» Овидия, или петрониевский «Сатирикон», повествующие о таких существах, были бы куда уместнее. Возможно, некоторые метаморфы даже воздержались бы от спячки за гостеприимным столом, при условии понимания латыни, разумеется, чтобы послушать про самих себя.

Впрочем, рассчитывать на то, что многие в этих краях знают латынь, не приходилось. Через некоторое время кабан выбежал к целому лесному лагерю, в котором горели два довольно ярких костра. И уже не зверь это был, а массивный голый мужчина с бритой налысо головой. Видимо, его тут хорошо знали — во всяком случае, часовые стали довольно громко перешучиваться с гостем, кто-то выдернул из-под одного из спящих попону, кинул ее метаморфу — прикрыться. Феликс, затаившийся в кустах у странного лагеря, в котором привечали оборотней, старался разобрать слова, звучащие у костра. К сожалению, местная речь была весьма далека от говора московитов, а уж прочие ведомые ван Бролину языки вообще не имели с ней общего.

С пятого через десятое, но кое-как Феликс догадался, что прячущийся в лесу казацкий отряд (местные выговаривали это слово через «о», « кОзацький ») рассчитывает примкнуть к войску, собираемому князем Заславским для предстоящего похода. Куда выдвигался князь и против кого, Феликса не слишком волновало, да это и не обсуждалось в разговоре у костра. Больше говорили о деньгах, добыче и дележе каких-то будущих богатств. Пили медовую брагу, потом завели беседу про сельцо Моньки, не уплатившее в срок положенный ясак . То село и его непутевого старосту было решено проучить . Дальше разговор перескочил на моньковских баб, среди которых были сестры кого-то из кОзаков . Ван Бролин стал уже волноваться, что метаморф так и останется здесь до утра, но вскоре тот поднялся на ноги, скинул попону и сказал:

— Хоча ночи довгими тэпэр сталы, алэ ж пора мэни. Якщо не встыгну до утра повэрнутыся, пан сотнык лаяться будэ, а князь ще рыло розибье.

Феликс благословлял незнакомого сотника, из-за которого кабан теперь возвращался в замок. Не вернись он — и пришлось бы далее выбирать между слежкой и признанием самому себе, что драгоценное охотничье время потрачено впустую, к тому же, не успей он покинуть лес до рассвета, чем бы это обернулось для Габри? Отправившийся с наступлением ночи охотиться, Феликс не видел, как шляхтич выходил из замка — обратил внимание на него уже, когда человек подозрительно углублялся в темнеющие заросли. Окончательно понял, кто перед ним, когда тот начал раздеваться. Первоначальную мысль полакомиться метаморфом ван Бролин по некотором размышлении отбросил: секач был уж больно велик, да и в Человеческом образе аппетита не вызывал. Вопреки досужим измышлениям о кровожадности оборотней, Феликс в Темном облике никогда не находил вид и запах двуногих гастрономически привлекательными.