Станислав Блейк - Кровавые сны

В последние дни осени навстречу стали попадаться повозки с беженцами из Антверпена. Рассказанное ими не умещалось в сознание. Королевские солдаты, пусть и взбунтовавшиеся из-за регулярных задержек жалованья, не могли поступить таким образом с городом, который со времен императора Карла был самой яркой драгоценностью габсбургской короны.

Выслушав очередных беженцев, Феликс подвел Москву в поводу к Арнхольду. Гретель, сидевшая рядом с отцом на облучке, подняла на него глубокие синие глаза.

— Вам нельзя ехать дальше, — сказал ван Бролин. — Слишком опасно. Поезжайте на север, к Бреде, и далее, на Дордрехт. Там уже не встретите испанцев, войска принца не дают им пройти в Голландию.

— Почему бы вам не отправиться с нами? — спросила женщина. — Нам сопутствовала удача с того момента, как мы встретились на дороге после Вюрцбурга. Нечего делать в Антверпене.

— Говорят, горожане бегут оттуда без пожитков, спускаясь по веревкам с крепостных стен, — сказал Феликс, — говорят, испанцы не оставили ни одного дома целым, ни одну девушку нетронутой. Говорят, собаки лакают кровь из луж на мостовых.

— Тем более, зачем туда ехать? — Феликс глядел на красивое лицо, на губы, идеально устроенные для его блаженства, из которых вдруг стали слетать ненужные слова.

— Это мой город! — сказал Феликс глухим голосом. — Я не проеду мимо него как трус. Не отвернусь, если эти беженцы рассказывают правду.

— Я с тобой, — сказал Габри. — Это и мой город тоже. Мы полмира проехали, чтобы вернуться в него.

На перекрестке они расстались, некоторое время постояли, провожая взглядами повозку, медленно катящуюся на север по грязной осенней дороге.

— Не будем ничего говорить, пока сами не увидим, — сказал Феликс и дал шенкеля Москве.

На распахнутых Императорских воротах, куда подводил восточный тракт, стояли не городские стражники, как обычно, а испанцы. Половина из них была пьяна, и непривычный вид татарских лошадок стал поводом для шуток и насмешек солдатни. Еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить, друзья уплатили по серебряному стюйверу за въезд.

— Кто управляет городом? — спросил Феликс, стараясь не обращать внимания на хамоватое отношение, обычное со стороны кастильских воинов к чужакам.

— Наш командир Санчо д'Авила! — с гордостью произнес один из испанцев.

Круги, судьба кружит меня, Феликс увидел перед собой поле Моокерхайде, речной туман, в котором он влетел прямо в испанский наплавной мост. Невысокий, с вдавленной переносицей, командующий армией д'Авила приговорил его к повешению, а его город — к разграблению. Не многовато ли на вас фламандской крови, синьор?

Жители Антверпена были не похожи сами на себя — что осталось от уверенных и обстоятельных горожан торговой столицы мира? Бледные тени ходили под стенами домов, на многих из которых были следы пожаров, почти у каждого — выбиты окна или двери. Мастерские закрыты, не слышно ни стука молотков, ни шороха гончарных кругов, ни перестука подкованных копыт. Мертвый, изнасилованный, поруганный Антверпен. Феликс едва сдерживал слезы — призрак замка Хоэнберг был живее, чем женщины его города, ни одна из которых не избежала «испанской ярости». Название появилось сразу же, чтобы пережить века, как память о том, что тирания может сделать с гордым городом торговцев, мастеров и мореходов.

— Проклятие ходит за мной, — тихо сказал Габри. — Отсюда мы выехали в Новгород. Из Новгорода вернулись сюда. Будь они все прокляты!

Их дом на улице Мэйр онемел, ослеп и оглох. В нем никто не жил, не осталось и воспоминаний о знаменитой на все Нижние Земли кофейне, которую открывала по утрам Амброзия ван Бролин. Матушка! Ставни были разбиты в одном месте, но Феликс, запрыгнувший вовнутрь по следам грабителей, не нашел ничего и никого. Оставалось надеяться, что тетушка Марта успела покинуть город еще до мятежа Фландрской армии, увезя все ценное во Флиссинген.

Можно было долго грустить об опустелом доме в пропащем городе, о былой жизни, которая не задалась, только это все равно ничего не меняло. Из Антверпена в Зеландию путникам, не обремененным грузом, удобнее всего было добираться по реке.

Капитан и одновременно хозяин весельного баркаса, отплывавшего во Флиссинген, не спешил: стоило подождать еще пассажиров, чтобы перевозка была более выгодной.

— Что будем делать с лошадьми? — спросил Габри. — Они прошли под нами всю Европу, ни разу не подвели.

— Знаю, — сказал Феликс. — Надо найти Петера, может, у них с отцом есть место в конюшне?

Похороны капитана городской стражи, оказывается, состоялись накануне их приезда. Он, вместе со старшими сыновьями и еще горсткой храбрецов, пытался защитить район кальвинистов, наиболее пострадавший от «испанской ярости». Оказывается, Петер скоро год, как ушел в армию принца. Сделал свой собственный выбор. В те времена 14–15 летние уже содержали семьи: напрягая все силы, шли за плугом, выходили в море на рыбацких лодках, стояли в строю под свинцовым дождем неприятеля.

— Петер теперь единственный наследник, — сказала его овдовевшая сестра, качая на руках младенца. — Мой Клаас тоже взял в руки топор, чтобы защитить нас. И как теперь мне жить дальше?

— Ты расскажешь вот ему, — кивнул Феликс на ребенка, — какими были его дед и отец. Он будет ими гордиться, поверь мне, Лаура. — Эта сестра была старше Петера лет на пять, Феликс помнил, какой милой и веселой хохотушкой она была, как угощала его парным молоком, когда он совсем еще ребенком прибегал к Муленсам после игр.

Теперь на него подняла пустые глаза старая женщина, чья жизнь отгорела, отцвела. Найдет ли она в себе силы пережить утрату?

— Твой Клаас, если я правильно помню, был шталмейстером антверпенского магистрата? — спросил Феликс.

— Да, он был помешан на лошадях, — без выражения ответила Лаура. Ее дитя заплакало, совсем мелкий, подумал Феликс, только голову начал держать. Вряд ли выживет после всего, что случилось с его родителями. Скорее всего, у матери не осталось средств, чтобы выкормить ребенка.

— Возьми наших лошадок, — сказал ван Бролин. — Они невзрачные на вид, и ковать себя не дают. Но им достаточно одного сена, и они выносливые, как… — ничего не приходило в голову, — как наши фламандцы. Под нами прошли от самой Московии, представляешь?

— Издалека, — кивнула женщина, чуть приподнимая уголки губ, — заводите их в конюшню. Там сейчас пусто. Испанцы всех лошадей свели, проклятие на их головы!

— Благодарю, Лаура, вот держи! — улыбнулся Феликс, загреб горсть золотых в поясном кошеле и ссыпал их в свободную руку Лауры. — Петеру, когда он появится, скажешь, что я во Флиссингене, собираюсь в море, как только вернется «Меркурий».