Станислав Блейк - Кровавые сны

— А у меня после ужина будет свидание с Кунцем, который далеко не столь мил и привлекателен, увы, — Хуан Австрийский перевел взгляд с Фарнезе на Эскобедо. Как вам, кстати, глянулся мой немецкий секретарь?

— Его и в самом деле к приятным людям не отнесешь, — сказал де Эскобедо. — Но это не суть важно, коль мэтр Гакке обладает деловыми качествами, которые устраивают моего принца.

— Он готовит «Радостный въезд» [62] «Радостный въезд» («Joyeuse entrée») — церемония первого мирного въезда правителя в город с подтверждением прав и привилегий горожан. Установлена еще брабантскими герцогами в XIV в., позднее была продолжена бургундскими герцогами и самим императором Карлом V. в столицу, мой друг, — сказал Хуан Австрийский, вставая и потягиваясь. — Чертовски непростая задача — организовать все без единого осложнения. Магистрат, в котором заседают едва ли не сплошь кальвинисты, население, половина которого обвиняет короля в «испанской ярости», дворяне, меняющие стороны в этой войне, будто почтовых лошадей, войска, готовые открывать ворота крепостей за английские деньги. Мэтр Гакке докажет свою полезность, если в день въезда брюссельцы будут носить правильные цвета, петь правильные песни и выкрикивать правильные имена в приветствиях. Он опытный человек, больше двадцати лет верно служащий вере и империи. Думаю, он справится.

— Надо ему подсказать, чтобы имя его величества выкрикивалось не реже вашего собственного, — добавил Хуан де Эскобедо. — Уверен, что королю немедленно передадут, если этого не случится.

— Друг мой, — рассмеялся Хуан Австрийский, — об этом можете не волноваться. Кунц Гакке, вне всякого сомнения, настолько предан престолу, что, вынашивай я сам какие-либо замыслы, направленные против моего возлюбленного сводного брата, в первую очередь я бы избавился от доминиканца. То что он жив и здоров, очевидно служит доказательством его и моей верности Филиппу.

— Ваша уверенность делает и меня спокойным, — улыбнулся де Эскобедо.

— Это хорошо, друг мой, — сказал Хуан Австрийский, снова опускаясь на кушетку, — потому что вам не придется сопровождать меня в Брюссель.

— Ох, ваше сиятельство, — испанский секретарь не изменил выражения лица, сказалась многолетняя придворная выучка. — Я отправляюсь в Мадрид без подробностей о «Радостном въезде»?

— Не совсем так, дон Хуан, — без улыбки сказал принц. — У меня для вас поручение. Тайное, как вы понимаете.

Стоявший у окна Фарнезе произнес:

— Присоединюсь к вам за ужином, принц, — Алессандро повернулся на каблуках своих сапог со шпорами и твердым офицерским шагом покинул покои родственника, не забыв прикрыть за собой массивную дверь.

— Вы отправитесь в Гент по адресу, указанному мэтром Гакке, и уговорите госпожу Барбару Кегель посетить с визитом герцогиню Пармскую, которая ее с нетерпением ждет в своей роскошной резиденции.

Хуан де Эскобедо кивнул, ни о чем не спрашивая.

— Возьмете госпожу Кегель и отправитесь в Дюнкерк, где взойдете на мой галеон «Санта Мария дель Пилар», который будет вас там ждать.

Хуан де Эскобедо склонил седеющую голову.

— Не отплывайте, пока кто-то из моих адъютантов или людей мэтра Гакке не доставит вам письмо с отчетом о «Радостном въезде» в Брюссель. Во время путешествия изучите, как следует сей доклад, чтобы в никто в Мадриде не усомнился, будто разговаривает с очевидцем. Уверен, что мэтр Гакке напишет какие-нибудь подробности, которые невозможно выдумать.

— Вы сказали в Мадриде, ваше сиятельство? — де Эскобедо нахмурился. — Но разве «Санта Мария дель Пилар» не направится в Италию, к герцогине Пармской?

— Не будет никакой Италии, — сказал Хуан Австрийский. — Госпожа Кегель сойдет на берег в Сантандере, а в столицу вы направитесь в сопровождении лишь собственных слуг. Женщину оставите в Эскобедо, это ведь близко от Сантандера, не правда ли?

— День езды верхом, ваше сиятельство, возможно, полтора, если плохая погода на перевале, — де Эскобедо вздохнул. — Деревня не слишком подходит для жизни дамы, тем более, иностранки. Она расположена вдалеке от моря, на засушливой Сьерре, и населена исключительно безграмотными крестьянами.

— Сырость Нижних Земель также вредна моей матери, а воздух Брюсселя окажется для нее губительным, — твердо сказал наместник, выпятив нижнюю губу. — Возможно, климат Сьерры позволит ей пережить нас всех. Поселите ее в приличном домике, наймете двух служанок, познакомите с местным священником. Когда окажетесь в Мадриде, сообщите в королевскую канцелярию новый адрес госпожи Кегель. Это все, дон Хуан, — принц встал, поправил белые шоссы, немного сбившиеся под короткими алыми штанами. — Если вопросов у вас нет, пойдемте вниз, я ни черта не ел после возвращения с охоты.

Девятилетняя Мария, которую в семье называли Миркой, держала в руках венецианское зеркало, купленное несколько лет назад еще Амброзией ван Бролин для своего сына. Сейчас этот самый сын разглядывал в нем себя в темно-синем дублете с серебряным шитьем и вшитыми подмышками и на локтях фрагментами кольчуги.

— Замечательно! — вынес он вердикт. — От такой вещи не отказался бы и принц!

Смущенная Мирка опустила тяжелое зеркало, от которого ее руки едва не затекли. На щеках девочки выступил румянец.

— Со временем ты откроешь собственную мастерскую, — пообещал Феликс, — я уплачу за тебя гильдейский взнос, и на острове не останется ни одного богатея, который не будет носить вышитую тобой одежду. А тех, кто решит покупать не у тебя, остальные поднимут на смех!

— Давай, придумай что-нибудь еще, — сказал Габри, стоявший в дверях, — эта мелочь о себе недостаточно возомнила.

Почему-то старший Симонс по возвращении избирал для общения с сестрой исключительно хамский тон. Феликс не знал, что с этим можно поделать, и благоразумно предпочел свернуть разговор.

— Я говорю, так как есть, Габри. Если что-то Мирка делает хорошо, ее следует хвалить, если плохо — подсказать, как сделать лучше. Если не прислушается — тогда уже ругать. — Он сделал паузу, поднял зеркало, стоявшее на полу у ног девочки, поставил его на массивный ларец в родительской спальне. — Давай теперь поговорим о твоей учебе в Лейдене.

Наконец, все слова были сказаны, а слезы Мирки и тетушки Марты — выплаканы. В сопровождении двух матросов, которые несли сундучок с вещами Феликса, он прошел пять сотен туазов до Западного порта, где его ждал восемнадцатипушечный «Меркурий», трехмачтовый флибот, мечта его и упование. Сколько тягостных дней и постылых месяцев представлял он, как его нога ступит на борт отцовского судна! Это, по правде, был совсем другой «Меркурий», не тот, на котором плавал Якоб, но гораздо более быстрый, маневренный и лучше вооруженный. Корабль — не дом, Феликс, рожденный в стране мореходов и кораблестроителей, прекрасно понимал, что судостроение требует постоянного введения новшеств, усовершенствования и развития. Корабли, построенные несколько десятилетий назад, выглядели в сравнении с «Меркурием», как дряхлые клячи рядом с горячим боевым конем. Феликс не знал куда смотреть, что изучить в первую очередь, на что обратить внимание во вторую: команды шкипера, такелаж, управление кораблем, все было так интересно и непонятно! Сколько лет назад он мог уже выйти в море! Сколько напрасных и ненужных препятствий пришлось преодолевать, чтобы оказаться на месте, назначенном ему судьбой!