Владимир Плотников - Степан Бердыш

— Что ж делать? — руки в боки и как бы безмятежно разминая плечи, спросил Степан. — В Астрахань податься?

— А как ещё? Однако, не всё. Слюшай далш. У Телесуфа крепкий подозрень на московский царь. Вчера Телесуфа делил свой замысла с Исмаилой. Хочет слать вдоля Волга до Самар большуй куч, потому что разорять засека и нюхать о что-то на большой дуга. Все наши выдавать себя за человеки Казый улус, вражий Урус.

— Так. Надо что-то делать. Кого Телесуфа закрутчиком ставит?

— Как?

— Ну, заводилой, начальником.

— Не ведай. Торопися.

— Да как же я утеку без оружия, без лошади?

— Вот глядай: сабль. Вот тут я это ложить. Вот далей: тута, — знак вправо, — у привязя стоит два быстрый лошадка. Они — сына Телесуфа Кирея. Чуешь? Теперь поспешать. Я уходю. — Башка исчезла.

Бердыш оглянулся на приставленных охранников: недвижны. С нарочитой беспечностью, как бы продолжая зарядку, Степан пошёл в огиб соседней кибитки. Ура: здесь, точно, переминаются лошадки. Осёдланные! Достать бы одним скачком. Ах, что за бесьи бирюльки? К лошадям подошёл коренастый ногай, щупнул одну за бабку. Одновременно, с того края шатра, где был только вот Ураз, донёсся хриплый крик. Ногай встревоженно уставился в сумрак.

Бердыш связался в узел, прыгнул на зёву. Не успев дохнуть, конюх остался без сабли и покрыл костистым телом аршина два хрустящего снега. Оказавшись в седле, Степан чуть не полетел вслед за сбитым ногаем. Конь взвился на дыбы. Но завзятый наездник жёстко унял мятеж. Слева возник видный кочевник с задранной саблей. Что-то вопит. Что? Тьфу, лиходей! Думал, с Уразом что. А дурень просто саблю брошену нашёл. Славя бога, Степан поскакал вдоль отавов.

— Эх-ма, выноси, коняжка! — гикнул он, пролетая мимо распахнувшего рот находчика Уразовой сабли. И едва не налетел на пятерицу, резво поспешавшую впереди Телесуфы. Задышливо отдуваясь, дворник Уруса ничего сперва не понял. А мгновенья замешки беглецу хватило, чтоб оставить ногаев далеко на задах. Вровень с его скакуном шёл второй. Наконец, вдогон понёсся дробный перескок, всё более глушимый росстанью. Погоня запоздала и отставала. Причём без всяких надежд на успех — утекновенец забрал лучших скакунов…

Конечно, худо вышло… Туговато теперь будет Хлопову. Как-никак царский нарочный, и вдруг нате — уличён в грабеже Урусовых подданных на Самаре! Но с этой бочины и польза от бегства. Подозрение оно и есть подозрение, а не обвинение, которое нужно ещё подтвердить. И ежели подозреваемый ускользнёт, как доказать вину? Даже, наоборот, побег может сыграть на руку русским. Мол, не от телесуфовых ли измывательств убрался Бердыш? В таком разе утоку с подворья можно придать и государственный смысл, больше выгодный уже Хлопову: царёв посол остался верен своему долгу, невзирая на бесчинства Урусова любимца, тогда как не посольский, а просто гордый дворянин не выдержал тех унижений и убёг. Впрочем, когда за спиной лязг догоняющих клинков, мудрствовать не приходится. Далеко идущие последствия побега занимали Степана куда меньше, чем просто спасение.

Заспинный цокот быстро стих… Погоня вышла недолгой. За что спасибо выигрышу во времени и выносливости Киреевых коней.

У ворот крепости Бердыш назвал пароль и был впущен караулом. На ночных улицах безгласие и стынь. Лишь однажды повстречался заспанный зорник. Город беспробудно спал.

Поднятый в неурочный час воевода поначалу супливо кряхтел. Охмурь мигом улетучилась, как новости узнал: радостную и тревожную.

— Значит, гришь, идут в разведку и по дороге учнут разорять сторожки? — молвил, выслушав, расчесал пройму зудящей подмышки. — Ну, каковы обплёвки, стервецы, змеёныши? Ясненько. Отписываю приказ… Возьмёшь тридцать верховых и немедля по Волге — до самой Самары. Всем — с собой пай сушёного мяса на десять дён. После сами разживётесь там кто-как-чем. Зарядцев брать без ограниченья. — Боярин натянул архалык, вышел в светлицу и заскрипел пером. Сам!

Спустя пару часов конная часть покидала Астрахань. Мелкоснежье. До ближнего большого сторожевого укрепления двое суток скорой езды. Ногаи, судя по всему, опережали часа на три, не меньше. Вытоптанную старицу на многие вёрсты заволокло пушистым начёсом. Снегопад избыл и догонщики ухвостились по свежему следу.

В чём-в чём, а в медлительности главаря кочевой кодлы не уличишь. И за день настичь не удалось. А ведь тот не знал, что за ним снарядили охоту.

Дав пять часов ночного передыху, Бердыш поднял своих до зорьки. И снова погоня. Таким образом, он рассчитывал не только ухватить подрывников за гузку, но и застать врасплох. В конце концов, если они люди, должны ж когда-то и отдыхать? Однако неутомимый ногайский зажигала придерживался того же порядка: на месте недавней стоянки валялись не затухшие угли…

Среди Степановых нашёлся один охотник. Намётанным глазом вывел: конников не меньше восьмидесяти. Это и много, и не так чтоб. Числом, конечно, превосходство явное. Но, с другой стороны, впервой ли хорошо обученным бойцам при ружьях, самопалах и протазанах нагреть большее, но дикое воинство? До дозорной заставы, подсчитали, часов шесть резвого скока. Ногаи, по приметам, опережают часа на полтора. Но, что важно, о преследователях вряд ли догадываются. Судя по быстроте их передвижения, до цели доберутся всё-таки раньше. А напав на заставу внезапно, без труда истребят десяток стрельцов… Бердыш загнал людей. Шибче нельзя: кони не вынесут.

Застава располагалась на обрывистом со стороны поймы берегу. Чем ближе, тем горше предчувствия. Обойдя утёс с пологой стороны, поднялись взвозом к толстому бревенчатому срубу с жильём. Дубовая дверь грузно свисла на уцелевшей жиковине. Заходить было страшно. И худшие опасения подтвердились! В большом выстуженном после топки жилище — пластами пять трупов. Кровь, раны. И каждый, как ёж, стрелами утыкан. Однако не хватало, по меньшей мере, семерых. Выйдя из сруба, Бердыш услыхал:

— Гляньте-к!

Все своротили шеи, куда казал молодой десятский. То, что открылось ему, другим загородила дровяная поленница. Обогнув, Бердыш узрел упархивающий рой, что осетровыми икринами пятнал сахарное поле.

— Теперь не уйдут, — проскрежетал Степан, харкнул и дал знак: по коням.

— Погодьте, — бухнуло из поленницы. Дрова раздались, из серёдки вытряхнулся крепкий сутулец.

— Ты что там делал? — очень «кстати» спросил Степан.

— Хоронился. Тут така притча: не успел за мечом, как эти шершни совсюду… Постреляли, порубали. Кого с первого маху… Оставшихся повязали и увели. Я, така притча, ещё при подступе мертвяком притворился, уполз да залёг, иззяб.

— Как же тебе это… подвезло?

— Сам не пойму. Но, мнится, один, въедливый, точно усёк, как я затрепыхался. Хотел дорешить. А другой, молодой этакой, не по-ихнему высоченный и зенки не в ниточку, того за плечи так вот приподнял и отворотил. Дал, така притча, мне переждать грозу, жизнь подарил, выходит…