Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

Авит замолчал. По рядам собравшихся пронесся одобрительный гул, многие согласно закивали головами. Итак, подумал сенатор, завоевать их симпатию ему уже удалось. Но если он хоть в чем-то ошибется, подобные настроения могут моментально смениться враждебностью. Нужно быть крайне осмотрительным.

– И все же наши народы, которым следовало бы стать друзьями, по-прежнему враждуют. Об этом можно лишь сожалеть, особенно сейчас. – Он позволил себе повысить голос. – Вы полагаете, что сможете победить гуннов, думаете так потому, что одиннадцать лет назад сумели разгромить их шестидесятитысячное войско, разгромить здесь же, у стен этого самого города. Выбросьте подобные мысли из головы! Забудьте прошлое! На сей раз Аттила приведет вдесятеро большую орду; уж не думаете ли вы, что сможете совладать с шестью сотнями тысяч кровожадных дикарей? Конечно, вы будете сражаться отважно и доблестно – иначе и не умеете. Но у вас все равно нет против них ни единого шанса. Да и кому нужна такая жертва? Ваши жены потеряют мужей, дети – отцов. Что ждет их дальше? Смерть или рабство. Ваши жилища сровняют с землей, над святынями – надругаются. Визиготская нация исчезнет с лица земли, словно ее никогда и не было. Этого ли вы хотите? А, поверьте мне, именно это и случится, если вы и дальше будете придерживаться намеченного курса. – Здесь сенатор вновь взял паузу, прислушиваясь к настроениям слушателей. В базилике царила мертвая тишина.

– Мое предложение таково: все мы, римляне и визиготы, забудем о существующих между нами разногласиях и выступим единым фронтом против общего врага, – продолжил Авит еще более громким голосом. – А там, возможно, и другие федераты – франки, аланы и бургунды, – глядя на наш пример, пожелают к нам присоединиться. Разбить Аттилу мы сможем лишь в том случае, если против него выступят все живущие в Галлии народы. – Закончил свое выступление сенатор такими словами: – Лишь объединившись, мы победим! Визиготы, отомстите за ваших предков!

С беспокойством ждал Авит реакции аудитории. Несколько секунд все хранили молчание, затем Теодорид повернулся лицом к своим соплеменникам.

– Авит говорил мудро. Римляне нам не враги. – Слова его потонули в одобрительном гуле, от которого, казалось, содрогнулись стены толозской базилики.

Облегченно вздохнув, Авит понял, что весь дрожит, и вытер сбегавшую по щеке струйку пота.

– Ничего, господин, – сказал посыльный Аниану, епископу Аврелиана, известному своей пылкой набожностью. – Боюсь, ничто не говорит о том, что кто-то спешит нам на помощь.

– Если они не придут в самое ближайшее время, будет слишком поздно, – вскричал епископ полным отчаяния голосом. – Вот, послушай. – Издалека доносились систематические глухие звуки ударов: то бились о городские стены большие стенобитные орудия гуннов, спроектированные и построенные пленными римлянами, и с каждым ударом из стен вылетал новый кусок каменной кладки. – Но мы должны сохранять веру, – пробормотал епископ, скорее самому себе, нежели собеседнику, – веру в то, что Святой Пастырь не оставит свое стадо на растерзание скифским волкам. Возвращайся на укрепления, друг мой, а я возобновлю мои мольбы Отцу нашему.

С осознанием бесполезности данного занятия посыльный поспешил вернуться из заполненного обеспокоенными горожанами форума на свой пост на крепостной стене и устремил взор на юг. Как он и думал (и опасался), горизонт по-прежнему был пуст от всего, что бы двигалось. Хотя… Что-то там, несомненно, было: на грани поля зрения, крошечное тусклое пятнышко, которое, казалось, росло по мере того, как он в него вглядывался. Облако пыли! С участившимся пульсом он побежал обратно, в форум, с трудом протолкнулся сквозь огромную людскую толпу и доложил об увиденном Аниану.

– Господь услышал мои молитвы! – воскликнул епископ. Тут же его возглас был подхвачен собравшимися в форуме горожанами, которые, во главе со своим духовным лидером, потоком хлынули к крепостной стене. Облако пыли, теперь уже ясно видимое, внезапно унеслось в сторону с порывами ветра, и взору аврелианцев предстали сжатые ряды одетых в доспехи римлян, марширующих под своими штандартами вперемежку со светловолосыми великанами, вооруженными лишь копьями и щитами.

– Аэций и Теодорид! – объявил Аниан дрожащим от волнения голосом. – Встаньте на колени, люди добрые, и воздайте благодарность Господу нашему, даровавшему нам спасение. Пусть этот четырнадцатый день июня навечно останется праздничным в календаре, в ознаменование благоволения, оказанного Господом городу нашему, Аврелиану.

– Смотрите, они уходят! – закричал один из солдат, указывая на разбросанные за стеной городские предместья. Гунны не стали дожидаться, пока армия противника подойдет к городским воротам и, оставив осадные орудия, унеслись прочь, на восток, к Секване.

– Они перешли Секвану, господин, – доложил разведчик, остановив взмыленного коня перед Аэцием.

– И?

– И движутся на северо-восток, господин – даже быстрее, чем раньше, я бы сказал.

Когда солдат ускакал прочь, Аэций погрузился в думу. Аттила увидел, что они подтянули к Аврелиану огромные силы, не только римлян и визиготов, но и франков, бургундов, аланов и армориканцев. Будучи столь же осторожным, сколь и смелым, король гуннов решил отступить. Возможно ли, что Аттила, устрашенный этим, рожденным «благодаря» его набегам, мощным союзом, решил вернуться на свои земли?

– Что скажешь, Тит? – спросил он у своего помощника, человека проверенного, прошедшего много кампаний. – Он идет к Рейну?

Глядя на осунувшееся, изборожденное морщинами лицо полководца – ведь Аэцию приходилось не только делать все возможное для того, чтобы не допустить развала Западной империи, и то и дело усмирять федератов в Галлии, но и противостоять враждебным махинациям Валентиниана, – Тит почувствовал внезапный приступ жалости. Окажись он на месте полководца – несомненно, пытался бы ухватиться за любую соломинку. Но для Аэция это стало бы опасной роскошью. Разбирательства с требованиями и прошениями истощили полководца до такой степени, что, не будь он человеком волевым и сильным, наверняка бы сломался. Поэтому в том, что на какое-то время здравомыслие оставило его, не было ничего удивительного. Внезапно Тит понял, в чем заключается его долг. Он должен вернуть своему господину трезвость ума и суждений, пусть даже ради этого придется разрушить ложные надежды, за которые пытается уцепиться Аэций.