Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

– Присядь-ка, ты, старый дурак, – зашипел на фракийца сосед. – Предыдущий, Третий Вселенский собор объявил несторианство ересью. – Поднявшись, он обратился к комиссии. – Прошу вас извинить моего многоуважаемого друга из Филиппополя. В силу своего почтенного возраста он забыл о Двенадцати Анафемах, произнесенных на Нестория Феофилом Александрийским и одобренных папой Целестином.

– Вот именно эти, сформулированные моим предшественником, Двенадцать Анафем и легли в основу учения Евтихия, в котором говорится, что у Христа есть лишь одно начало – божественное! – прокричал с противоположных рядов изнуренный старец с горящими глазами – Диоскор. – Того самого Евтихия, чьи убеждения вы сейчас пытаетесь осудить.

– Тишина! – проревел председатель. – Я не потерплю столь непристойных вмешательств. Патриарх Александрийский еще получит возможность высказаться, но – в свое время. Что же касается делегата из Филиппополя, – продолжил он, смерив провинившегося церковника строгим взглядом, – то будем считать его упущение непреднамеренным. Тем не менее он должен принять во внимание, что столь уважаемый им Несторий томится сейчас в ссылке в Великом Оазисе Египта.

А теперь для того чтобы пролить свет на проблемы, которые мы собрались здесь обсудить, предоставляю слово моему эрудированному коллеге по комиссии, Зенобию Мопсуестскому. Он детально изложит все те доктрины, которые станут предметом нашей дискуссии: an-homois , утверждающую, что Сын и Отец не есть одно и то же; homois – согласно ей Сын по существу подобен Отцу, – и homo-usios , указывающую на то, что Сын един с Отцом в своей сущности…

Ранним утром последнего дня собора, как только ризничий открыл двери церкви Святой Евфемии для того, чтобы убедиться, что все в порядке, Симон и Георгий пробрались внутрь и спрятались. Когда ризничий удалился, они занялись подготовкой «розыгрыша», после чего Георгий спустился в склеп, а Симон притаился за той из колонн, из-за которой отлично просматривался весть интерьер церкви и от которой было рукой подать до лестницы, так что мальчик свободно мог в подходящий момент подать другу сигнал к действию.

– … Выслушав и тщательно взвесив все приведенные полемизирующими сторонами аргументы и приняв во внимание преобладающую точку зрения, отцы Четвертого Вселенского собора постановили… – взяв небольшую паузу, председатель оглядел приехавших в Халкедон делегатов: сторонники Льва выглядели довольными и возбужденными, поборники Диоскора – замкнутыми и подавленными.

– … Исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в божестве, совершенного в человечестве, истинно Бога, истинно человека, того же из разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха.

Таким образом, то вероучение, согласно которому у Христа есть лишь одно начало – божественное, отныне провозглашается ересью, а все те, кто его разделяют, считаются еретиками.

Вердикт Эфесского собора, оправдавший учение Евтихия, объявляется потерявшим законную силу.

Сверх того, мы постановляем, что Диоскор и поддержавшие его в Эфесе египетские епископы должны быть осуждены и низложены; остальным же, коих мы сочли лишь сбившимися с пути истинного, даруется прощение.

Позвольте поблагодарить от вашего имени Их Светлости Маркиана и Валентиниана, Соправителей нашей Единой и Неделимой Империи, Льва, Монархического Епископа Рима, и Флавиана, Патриарха Константинопольского. Именем Отца, Сына и Святого Духа объявляю собор закрытым.

Едва председатель закончил свое выступление, как в нефе поднялся шум, раздались изумленные возгласы. По всей церкви вскакивали на ноги делегаты, указывавшие на гроб, в котором лежало тело святой Евфемии. Невероятно, но факт: ее сухая, как ветка, рука взмыла в воздух, зависла на пару секунд в вертикальном положении, а затем упала на грудь мумии, цепляясь ногтями за «Томос»…

– Чудо? – вне себя от гнева, Маркиан расхаживал взад-вперед по атрию расположенной в «Дубах», престижнейшем предместье Халкедона, уединенной виллы. В этой шикарной резиденции он поселился на время заседания собора и имел возможность следить за прениями в спокойной обстановке. – Только этого нам не хватало, Аспар. Кто ж после такого станет воспринимать решения собора всерьез? Доверчивые глупцы. Чтобы рука мертвеца тянулась к «Томосу»?! В жизни не слышал большей чепухи!

– Я озадачен не меньше вашего, господин, – ответил полководец. – Но все они, все до единого, клянутся, что видели это – за исключением тех, кто дремал в задних рядах. Не думаю, господин, что мы можем просто выбросить это из головы. И Иоанн Антиохийский, и наш Флавиан тоже утверждают, что видели, как это случилось, а больших прагматиков и не сыщешь.

– Тогда, должно быть, это какой-то фокус, – раздраженно сказал Маркиан. – Все мы слышали о пиалах с «кровью» святых, в определенные дни превращающейся в жидкость, или статуях девы Марии, вроде бы плачущих настоящими слезами в Страстную пятницу. Судя по всему, здесь мы имеем дело с чем-то подобным, либо… Возможно, мышцы руки начали сокращаться потому, что в нефе было гораздо теплее, чем в склепе, где до того покоилось тело. Ради бога, Аспар, не смотри ты на меня такими глазами – я и сам знаю, что все эти аргументы притянуты за уши. Но чудо? Нет, в чудеса я не верю.

– Может, нам стоит самим взглянуть на тело? – предложил полководец.

– А что, отличная идея. Показывай дорогу.

– Ничего необычного, господин, – объявил Аспар, закончив осмотр гроба.

– Вынужден с тобой согласиться, – неохотно произнес Маркиан, смахивая пыль с коленей. – А мне, с моим артритом, такие наклоны вообще противопоказаны. Эй, а это что такое? – неожиданно спросил он, указывая на кромку передней части гроба.

– Обычные восковые пятна, наверное, от свечи, – сказал, приглядевшись, Аспар.

Забыв про артрит, Маркиан склонился над гробом.

– Какая-то отметина, – он ткнул пальцем в проделанную в заляпанном воском дереве небольшую выемку. – Есть что-то странное во всем этом, Аспар.

– Знаете, господин, – на лице Аспара заиграла невинная улыбка, – полагаю, не стоит нам так уж стараться доказать, что никакого чуда не случилось. В конце концов, произошедшее можно толковать и как проявление божьего одобрения решений, принятых на соборе. Разумно представленное, «чудо святой Евфемии» принесет нам скорее пользу, нежели вред.

– Вот уж не думал, что могу услышать от тебя такое, Аспар, – возмутился Маркиан. – Никогда в жизни я не поддержу… – Тут он запнулся, покачал головой, а затем громко рассмеялся. – Что ж, возможно, ты и прав: не стоит будить спящую собаку. Ах ты, старый плут, а я уж начал в тебе сомневаться.