Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий

Но худшее было еще впереди. Не успели мы переварить известие о падении Африки, как пришло письмо от остававшегося в Галлии Авита; то, о чем он писал, было просто ужасно…»

Окинув взором кипы документов, которыми был завален разместившийся неподалеку от Равенны штаб Аэция, Тит тяжело вздохнул. Новая должность – а теперь он был curoisus , инспектором имперской почты – обязывала его заниматься проверкой предписаний тех, кто пользовался услугами ведомства. Обнаружить необходимые документы в том хаосе, в котором постоянно пребывал tablinum магистра армии, было совсем не просто. Венчали общий беспорядок два бронзовых бюста, Валентиниана и Плацидии, помещенные в противоположных концах комнаты. Они пришли на смену другому бюсту, Бонифация, но установлены были с той же целью и под тем же лозунгом: «Знай врага своего». Как обычно, Аэций расхаживал взад-вперед по комнате, просматривая тут же летевшие на пол свитки пергамента, в то время как едва поспевавший за ним нотарий вынужден был на ходу записывать распоряжения полководца.

Возникший на пороге раб объявил, что из Галлии прибыл курьер с письмом, требующим немедленного ознакомления патриция.

– Пусть подождет, – бросил в ответ Аэций, но тут же замедлил шаг. – Из Галлии, говоришь? Что ж, проводи его ко мне.

Лениво потянувшись, Тит наблюдал за тем, как Аэций развернул протянутый посыльным свиток и начал его читать. Внезапно лицо полководца побелело, и он покачнулся.

– Передай Авиту, что я выезжаю в Галлию завтра на рассвете, – прохрипел Аэций, взмахом руки указал курьеру и нотарию на выход и застыл посреди комнаты, вперив взор в письмо и шепча себе под нос:

– Так и знал, что произойдет что-либо подобное.

– Дурные вести, господин? – поинтересовался Тит.

Аэций окинул его рассеянным взглядом.

– Хуже и быть не может. Катастрофа, настоящая катастрофа! Похоже, Литорий потерял Провинцию. Послушай, что пишет Авит.

– «В последнее время Литорий стал крайне неуравновешенным, – возможно, так на него повлияли кровавые события в Арморике. Вы, несомненно, слышали и о случившемся в моем имении инциденте. Все это, конечно же, отнюдь не свидетельствовало о неустойчивости комита, – лишь о том, что он испытывает определенные трудности со сдерживанием гуннов, а дело это, признаемся честно, совсем не простое. Но после того как Квинт, его заместитель, явился ко мне в частном порядке и поделился своими насчет Литория опасениями (не из вероломства – преданнее подчиненного, чем Квинт и не сыщешь, – а из искреннего беспокойства), я и сам глубоко встревожился. Но затем была блестяще проведенная операция по снятию осады с Нарбо-Мартия, на всех нас произведшая огромное впечатление, и я решил, было, что поспешил с выводами. (Оглядываясь назад, должен признать, что присутствовал во всей этой акции какой-то элемент безрассудной бравады; и нам еще повезло, что все так удачно закончилось.) Когда же вы назначили его, на время своего отсутствия в Италии, главнокомандующим, страхи мои и вовсе успокоились. В конце концов, задача, которую вы поставили перед Литорием, вряд ли относилась к числу невыполнимых. Визиготам так сильно от нас досталось, что им не оставалось ничего другого, как попрятаться по норам и зализывать свои раны. Литорию же, как вы правильно тогда ему сказали, нужно было лишь выступить в роли бдительного надзирателя.

Вот почему, когда комит заявил, что намерен занять выделенные варварам Констанцием земли и окружить их столицу, Толозу, я был просто-напросто ошарашен. Попытался, было, урезонить его, указывая на то, что подобная выходка приведет лишь к ненужной вражде с племенем, которое хоть и выглядит усвоившим урок, но, будучи спровоцированным, все еще может оказаться крайне опасным. Но Литорий меня и слушать не стал; сила – единственное, что понимают варвары, сказал комит, и он собирается обойтись с готами так, как вы когда-то поступили с бургундами. Тому факту, что вы истребили это племя лишь тогда, когда оно восстало во второй раз, он не придал значения. Думаю, после успеха в Нарбо у Литория слегка закружилась голова, породив иллюзию непобедимости.

В общем, взял он гуннов и отправился в Толозу. (К счастью, мне удалось убедить комита оставить основную часть действующей римской армии в Галлии, под моим присмотром.) Придя в Толозу – не поверите! – Литорий совершил жертвоприношение языческим богам [40] (там были даже авгуры, предсказывающие победу на основании изучения внутренностей животных!). Не знаю уж, что там подумали о нем гунны, но присутствовавшие при этом римляне явно, должно быть, решили, что полководец сошел с ума. Знали ли вы , что человек этот – скрытый язычник? Я, естественно, даже и не подозревал об этом. Посланники короля Теодорида – епископы, не меньше – умоляли Литория принять их мирные предложения. Но тот был неумолим, и, как и следовало ожидать, готы были доведены до отчаяния.

Терять им было уже нечего: в одну из ночей они напали на лагерь комита, в безрассудстве своем не позаботившегося даже выставить часовых. Приготовьтесь, мой дорогой друг, к тому, что сейчас прочтете. Литорий показал себя вторым Варом, попавшие в засаду легионы которого были полностью уничтожены. Из многотысячного гуннского войска выжили лишь единицы, Литорий был пленен; жив ли он сейчас, я не знаю. Ситуация критическая. Готы, вновь обретшие уверенность в себе и требующие отмщения, вот-вот вторгнутся в Провинцию. Какие бы дела ни держали вас в Италии, умоляю вас оставить их. Соберите, какое сможете, войско и немедленно выступайте в Галлию. Я укрепляю стены Арелата и, со своей действующей армией, постараюсь продержаться до вашего прихода».

Скрутив свиток, Аэций наградил Тита безрадостным взглядом.

– Потерять шестьдесят тысяч гуннов, – прошептал полководец, и в глазах его Тит прочитал доселе невиданное отчаяние. Внезапно Аэций показался ему усохшим, постаревшим.

Но лишь на секунду. Расправив плечи, полководец решительно заявил:

– Я отправляюсь в Галлию. Ты же, Тит, поезжай к Аттиле как мой эмиссар. До границы доскачешь, пользуясь услугами имперской почты, а там купишь самого быстрого скакуна, какого сможешь достать. Расскажешь Аттиле, что случилось, ничего не утаивая – недомолвки и извинения он терпеть не может. Скажи ему, что я делаю все возможное для того, чтобы вернуть ему тот долг, который за мной остается, и заверь его, что вскоре, как только улажу дела в Галлии, я сам к нему приеду. Возможно, нам еще удастся выйти из этой передряги с наименьшими потерями. Но теперь речь идет уже о выживании, а значит, Западу никак не обойтись без помощи гуннов. Все понял?

– Конечно, господин. Но… не лучше ли просто послать письмо?