Михаил Каратеев - Русь и Орда

Понимая, что ему не устоять против столь сильного противника, Араб-шах, о котором и русские, и восточные летописи отзываются как об отличном полководце, уклонился от сражения и с верными ему туменами ушел в заволжские степи, после чего Урус-хан утвердился в Сарае. И это снова расстроило все планы Мамая, который был уже готов к походу на Русь. Он понимал, что если без промедления не сокрушить крепнущую силу Московского князя, то последний через несколько лет полностью выйдет из подчинения Орде: Дмитрий уже и сейчас постоянно нарушал требования Мамая и почти не присылал ему дани. Но теперь, когда самый грозный враг, без всяких потерь овладевший Сараем, оказался в непосредственной близости и каждый день мог обрушиться на него, Мамаю волей-неволей пришлось на время позабыть о Руси и думать лишь о той опасности, которая нависла над ним самим.

Это положение сейчас же учел князь Дмитрий и умело им воспользовался: весною 1377 года он отправил лучшего своего воеводу, князя Боброка-Волынского, в поход на волжских болгар, подчинявшихся Мамаю. В помощь ему выступило также ополчение суздальско-нижегородских князей.

Когда русское войско подступило к Булгару, защитники города вышли ему навстречу, и сражение произошло под самыми стенами болгарской столицы. В течение последних лет трижды ставшая легкой добычей новгородских ушкуйников, теперь она была хорошо защищена: по нападающим со стен ударили пушки; в войске у болгар, кроме обычных луков, оказались и ружья-самопалы. Однако русские, впервые встретившиеся здесь с применением огнестрельного оружия, не убоялись, и победа осталась за ними [304] Стоит сравнить это с результатами знаменитой битвы при Кресси, где семидесятитысячная французская армия была наголову разбита вчетверо меньшим по численности отрядом англичан, впервые применивших против французов огнестрельное оружие. . Болгарский князь Асан просил мира и получил его, согласившись принять назначенных Москвой «даругу» [305] Даруга — татарское слово, означающее то же, что и баскак: высший уполномоченный победителя в завоеванной стране. В данном случае подразумевается, вероятно, московский наместник. и таможенника. Сверх того, его обязали уплатить три тысячи рублей в казну великого князя Дмитрия и две тысячи — воеводам и войску, чтобы не грабили города.

Этот поход, по существу, был уже открытым вызовом Мамаю и прямым наступлением на Орду, которое князь Дмитрий предпринял с целью захвата важных для Москвы стратегических и торговых позиций в татарском Поволжье. Цель эта в значительной мере была им достигнута, но развить свой успех глубже он пока не мог, так как обстановка в Орде снова изменилась, и на этот раз в пользу Мамая: воспользовавшись отсутствием Урус-хана, царевич Тохтамыш при поддержке Тимура сделал попытку захватить власть в Белой Орде и хотя на этот раз потерпел в том неудачу, Урус-хан все же счел за лучшее, оставив в Сарае наместника, возвратиться с главными силами в свою столицу Сыгнак.

Но, кроме Мамая, в Орде находились и другие охотники пограбить русские земли: летом 1377 года в Москве было получено известие, что царевич Араб-шах, с несколькими туменами войска, переправился через Волгу и стоит в мордовских лесах, готовясь к набегу на Русь.

Дмитрий Иванович во главе большого войска тотчас же пришел в Нижний Новгород, чтобы на рубежах Русской земли дать отпор врагу. Но, простояв там более месяца и видя, что нет никаких подтверждений тревожным слухам, он со своими главными силами возвратился в Москву. На всякий случай он все же оставил на подступах к Нижнему сильный заслон, состоявший из войска суздальско-нижегородских князей и вспомогательных ополчений от смежных княжеств, пришедших сюда по приказу Дмитрия.

К концу июля вся эта рать стала лагерем на реке Пьяне, близ мордовских рубежей, по-прежнему не имея точных сведений о том, где находится Араб-шах.

Слухи о походе Московского князя против Араб-шаха под Нижний побежали по всей Руси, как водится, обрастая по мере удаления от очага событий все большими преувеличениями и домыслами. До далекого Звенигородского княжества [306] Это княжество было прежде уделом Карачевского, а потом, вместе с последним, перешло под власть Литвы. они дошли уже в совершенно искаженном виде: будто бы великий князь Дмитрий Иванович кликнул долгожданный клич и ныне, по его призыву, вся православная Русь встает против татар. А сбор войска на реке Пьяне.

Услышав эту весть, князь Федор Андреевич Звенигородский заволновался. Его не удивило то, что к нему не было из Москвы гонца: прямого призыва он ждать оттуда не мог, ибо его, как князя, не подчиненного Дмитрию, все эти дела, строго говоря, не касались, и он мог спокойно оставаться от них в стороне. Под владычеством Литвы он чувствовал себя неплохо: княжество его лежало вдали от приграничных областей и иных беспокойных мест, обычно служивших аренами войн; к тому же оно было невелико и какими-либо обременительными повинностями или обложениями ему не докучали. А всякие усобицы великий князь Ольгерд Гедиминович в своем государстве давно вывел.

По рождению Федор Андреевич был полулитовцем и близким родственником Ольгерда [307] Его матерью была литовская княжна Елена Гимонтовна, двоюродная сестра Ольгерда. , а потому его ничуть не тяготило подчинение Литве, и до пятидесяти семи лет он дожил спокойно и внешне, и внутренне, находясь в добром здоровье и в полном ладу как с Ольгердом, так и со своей собственной совестью. Но с недавнего времени все это изменилось: он терпеть не мог двуличного и ненавидевшего Русь Ягайлу, по смерти Ольгерда объявленного литовским великим князем, и с нарастающей день ото дня силой сам начал ощущать себя русским.

Мысли его все настойчивей обращались теперь к Москве, и, если бы его княжество с нею граничило, он без колебаний поцеловал бы крест Дмитрию, вместе того чтобы подчиняться Ягайле.

«Но ведь через Карачевское либо Новосильское княжество не перескочишь, — размышлял он, — а они покуда остаются под Литвой. Старая лиса Святослав Титович Карачевский, вестимо, под нею и схочет остаться, ибо боится, что Дмитрей Иванович сгонит его с княжения и посадит в Карачеве дружка своего, Василёва сына от татарской княжны, которому и по совести и по закону там надлежит княжить. Ну, а Новосильский князь Юрий Романович — кто знает? Надо бы с ним по сердцу потолковать, может, вместе и перешли бы под руку Московского князя. По всему видать, Дмитрей Иванович государь настоящий. Русь такого давно ждала… Да он, поди, и сам наших земель долго под Литвою не оставит».