Франсуаза Шандернагор - Королевская аллея

В этом-то грустном настроении и застал меня Кабар де Виллермон, мой американский ботаник, нежданно появившийся однажды вечером у господина де Сент-Эрмана. Он радостно поздоровался со мною и уговорил госпожу де Нейян разрешить ему представить «юную индианку» одному из своих друзей, господину Скаррону [13] Скаррон Поль (1610–1660) — французский поэт, писатель и драматург, в молодости представитель парижской богемы, позже кумир столичного высшего общества. В результате несчастного случая был парализован и стал калекой. , который собирался путешествовать по островам. Он надеялся, что я смогу рассказать его другу о тамошней природе, о нравах туземцев, о том, как основать поселение… На самом деле, Кабар де Виллермон, хотя и прожил на островах недолго, знал на сей предмет куда больше, чем я, хранившая о тех местах лишь смутные детские воспоминания. Однако я все же отправилась в особняк де Труа, который Кабар де Виллермон делил с пресловутым господином Скарроном.

Не знаю, что меня испугало более всего, когда я вошла в небольшую желтую комнату просторного дома, — сам ли будущий путешественник, чьи согбенные плечи и седеющая голова торчали из деревянного ящика-портшеза, который двое слуг переносили с места на место, поскольку хозяин был полностью парализован и владел только глазами и языком, или же многолюдное блестящее общество, окружавшее беднягу и громко смеявшееся любой его остроте. Едва этот получеловек задал мне вопрос об Америке, как я расплакалась навзрыд под хохот собравшихся.

Я вернулась домой в отчаянии от собственной глупости, от Парижа, от жизни вообще и страшно обрадовалась, узнав, что госпожа де Нейян намерена в скором времени ехать на лето в Ниор.

Покидая Париж, я лишь о том и сожалела, что расстаюсь с Мари-Маргерит де Сент-Эрман, младшей дочерью Пьера Тирако, с которой я начала было дружить. Вернувшись в Пуату, я принялась писать ей длинные письма, стараясь вкладывать в них все то остроумие, коим не смогла блеснуть в салонных беседах, но притом не заботясь о стиле, ибо, обращаясь к девочке, сама еще не вполне избавилась от детской непосредственности. Я писала ей о сестре Селесте — с пылкостью, о ниорских буржуа — с пренебрежением, о влюбленности господина де Мере и добродетелях госпожи де Нейян — с насмешкою, и о многом другом; все это так понравилось мадемуазель де Сент-Эрман, что она показала некоторые из моих посланий господину де Виллермону. Тот, желая оправдать свое благоприятное мнение обо мне, сложившееся еще на островах, а заодно взять реванш за мой постыдный провал у господина Скаррона, дал прочесть этому последнему одно из моих писем. Представьте же мое изумление, когда в один прекрасный день я получила записку следующего содержания: «Мадемуазель, я давно догадывался, что юная девица в коротеньком платьице, которая шесть месяцев тому назад вошла в мою комнату и, неизвестно отчего, ударилась в слезы, не может не обладать умом, который обещают ее глаза. Письмо Ваше, адресованное мадемуазель де Сент-Эрман, столь занимательно и остроумно, что я упрекаю себя, как я не разглядел этого раньше; по правде говоря, мне трудно поверить, что на Американских островах или в ниорском монастыре возможно научиться столь блестящему эпистолярному слогу; не могу также понять, зачем Вы усердно скрывали Ваш ум, когда все прочие из кожи вон лезут, дабы блеснуть своим перед окружающими. Теперь, когда Вы разоблачены, Вам придется писать ко мне так же остроумно, как и к мадемуазель де Сент-Эрман; я отдам все, что угодно, за подобное послание, на которое весьма трудно будет ответить в должной мере тому, кто есть и останется всю свою жизнь, мадемуазель, Вашим почтительным слугою».

Читая это письмо, я себя не помнила от гордости и счастья. Каким бы уродом и калекою ни был господин Скаррон, он считался одним из самых замечательных умов Парижа и самым знаменитым его автором. Он сочинил множество пьес, снискавших громкий успех у театральной публики и даже, как говорили, у юного короля Людовика. Незадолго до нашего знакомства он создал свой блестящий бурлеск — «Комический роман», — о котором отзывались как о шедевре. Он наводнял Париж воззваниями, одами, стансами, элегиями, сказками. Посещать его было чрезвычайно модно; в его доме сходились и мыслители и придворные, словом, все сливки общества. Сам он был не в состоянии передвигаться и делать визиты, но его блестящее остроумие, эрудиция, фантазия, искрометная веселость, побеждавшая тяжелый недуг, очаровывали и привлекали к нему весь цвет нации. Заинтересовать собою, в пятнадцать лет, такого человека, прельстив до того Антуана де Мере, было весьма почетной заслугою, и я вновь обрела уверенность в своих талантах. С одобрения госпожи де Нейян я ответила господину Скаррону, и мы в течение нескольких месяцев обменивались письмами; льщу себя надеждою, что если мои не были столь галантны, как его, то слогом вполне могли помериться с ними. Шевалье де Мере, со своей стороны, продолжал учить меня, способствуя моим будущим успехам.

Таким образом, когда следующей осенью госпожа де Нейян (которая сама путешествовала в карете) засунула меня в парижский возок вместе с моим желтым саржевым платьицем, крутыми яйцами и черствым хлебом, я с радостью подумала, что теперь-то, спустя полтора года, покажу себя в столице с куда более выгодной стороны. Трактирщики и возчики, встреченные на пути в Париж, казалось, были не безразличны к моим новым достоинствам, среди коих, несомненно, имелись не только духовные. Кое-где мне даже пришлось испытать опасное, но приятное удовольствие давать легкий отпор. Красноречивый взгляд, которым Кабар де Виллермон окинул меня в пассажирской конторе, куда пришел встретить мой возок, подтвердил, что я, вероятно, довольно приобрела как в красоте, так и в уме, или, по крайней мере, рассталась с детством.

Как и положено в романах, настало время предложить читателю портрет героини, которая должна явиться на сцену. Не стану описывать сама юную особу, прибывшую в Париж осенью 1651 года в простом возке; пусть это сделают за меня те, кто посвятил скромной моей особе хоть несколько строк в те годы или несколько позже.

Вот как описала меня мадемуазель де Скюдери [14] Скюдери Мадлен де (1607–1701) — французская романистка, представительница т. н. прециозного стиля. Роман «Клелия» написан ею в 1654–1661 гг. в одном из своих прославленных романов, «Клелии», под именем Лирианы: «Высокая, статная, замечательно сложенная, с великолепным цветом лица, мягкими светло-каштановыми локонами, изящными линиями носа и рта, она сияла благородством и скромностью, нежной прелестью и веселостью нрава; но главное, что делало ее красоту поистине ослепительной и безупречной, были глаза — самые прекрасные в мире глаза, черные, сверкающие, томные, страстные, искрящиеся умом. Временами их затуманивала грусть, делавшая ее взгляд еще более притягательным, но чаще они лучились радостью, которая, в свой черед, внушала окружающим самые пылкие чувства к их обладательнице… Притом она никогда не строила из себя красавицу, хотя бесспорно была ею». А вот и еще один, не менее лестный портрет, вышедший из-под пера другого нашего знакомого: «Чудесное сложение, благородная осанка, безупречный овал лица, огромные черные живые глаза, довольно большой рот с прелестными зубками; гордый вид, изысканная, временами чуть насмешливая речь…» И, наконец, сам господин Скаррон сделал из меня очаровательную и многообещающую Ирис: