Александр Грязев - Рассказы и завязи

— Я всю ночь не спала, — заплакала вдруг Марья. — Думала, случилось чего, а он пьет там и о доме родном забыл.

— Да чего со мной случится-то, Мань? — тепло проговорил Колюха. — Вот я перед тобой, как огурчик!

И Лобов хотел обнять жену, но та его оттолкнула.

— Уди, елкаш. Садись, тебе говорят, и рассказывай все.

— Я-та сажусь, а ты-то чего стоишь, как поллитровка? Да и о чем тебе рассказывать? Ну, выпивал, конечно, вчерась. Не откажусь. От этого и сегодня худо себя чувствую. У меня с утра во рту маковой росинки не было, а пили-то разное дерьмо. Начали с водочки, а…

— Ты зачем в город-то ездил? — перебила Марья.

— Так… это… мясо продавать.

— Вот с этого и начинай, охламон.

— Так бы сразу и сказала, — усмехнулся Колюха. — А с мясом у меня хорошо получилось. Мишка подвез к самому базару. Я сразу, значит, весы получил, потом мне мясо проштемпевали и все. Пошло, поехало.

— Все продал?

— Конечно все.

— Как брали-то?

— Да как… хорошо брали. Только успевай отвешивать.

— Еще бы не брать, — Марья явно была польщена. — Теленку-то, кроме молока, ничего не давала.

— Я и говорю. Мясо белое, прямо хоть так ешь.

— Ну? — подтолкнула Колюху Марья.

— Чо — ну?

— А дальше-то выкладывай. Чего дальше-то?

— Дальше-то? — переспросил Лобов. — А надо закурить. Иначе не получится рассказ.

Колюха достал беломорину, чиркнул спичкой и глянул на жену. Та сидела все еще сердитая.

— Ну, что ты на меня косым дождем смотришь? — сказал Лобов. — Если хочешь все узнать, так слушай по-людиньи и не косотырься. А то и рассказывать не буду.

— Я те не буду, — проговорила Марья.

— Ну, ладно, ладно, — ухмыльнулся Колюха и сделал глубокую затяжку. — Так вот, значит. Продаю я остатки, и вижу, что мужик ко мне походит. В шляпе. Здорово, говорит, дядя Коля. Смотрю я, а это Витюха Самылов, можно сказать, сосед.

— Этот сосед, поди, уже десять годов тут не живет, — вставила Марья.

— Ну и что? Земляк тогда. А земляки это все равно, что родня. Ну, ладно. Посудачили мы о том, о сем. Дядя Коля, говорит, я тебе, как родному рад. Может, возьмем пузыречик. Ты, говорит, тут подожди, а я в магазин сбегаю, пока на обед не закрыли. И побежал.

— А ты и рад-радехонек, — уколола опять мужа Марья.

— А чо такого-то? Человек земляка встретил. Может, мужик себя вспомнил. Вот ему выпить и захотелось. Так почему не поддержать? Неужели я скажу ему: мол, мне жена выпивать не велела. Да разве буду позориться… Ну, так вот. Приходит Витюха опять и приносит две четверки. Поллитрух, говорит, не было. Мы, стадо быть, этих двух мерзавчиков тут же у меня за прилавком и уговорили.

— Рукавом, поди, закусывали? — спросила Марья.

— Не-е… Пирожки были с ливером.

— С чём?

— С мясом. Только, похоже, что его кто-то уже ел.

— И милиция вас не застала?

— Да ты чо? — засмеялся Колюха, — милиционеры сейчас в городе по улицам не ходят. Разве только на работу. А так чо им зря воздух пинать. Не прежние года. Они теперь по-современному, все по кабинетам сидят, да на вызова ездят. Как пожарники: загорелось — туши… Ну, так вот, продал я мясо, а сам думаю: отнесу-ко я деньги Лидке Кузнецовой. Она с клюквой приезжала. Сколько Лидка тебе передала?

— Пятьдесят пять.

— Так и есть. Ну, вот, вышли мы с базару и я Витюхе трешник подаю. Возьми, говорю, еще пузырек. На дорожку вмажем, да я и поеду. А он говорит, да ты что, дядя Коля, у меня пока деньги есть. И не взял у меня, а за пузырьком сходил.

— Где он работает-то? — поинтересовалась Марья.

— На заводе в мастерах ходит. Сперва, говорит, был просто слесарем, потом вальцовщиком каким-то, потом вот в мастера выдвинули. Я и подумал: давно ли вот тут у нас сопли на кулак наматывал, а уже вроде как начальником стал. И получает хорошо: триста пятьдесят чистыми. Мне полгода пахать надо. Во!

— А чего домой-то к нему не пошли? — опять спросила Марья.

— Так с бабой своей поругался, говорит, и с утра из дому ушел. Змея видно она у него хорошая. Такие деньги мужик приносит и все недовольна… Ну, ладно, — Колюха прикурил потухшую папиросу и продолжал. — Взяли мы, значит, еще пузырек, а где выпивать, и не знаем. Дома нельзя, в столовой нельзя, на улице нельзя. Вообще насчет этого у городских мужиков худо дело обстоит… Нашли мы какой-то садик и на скамеечке тихо-мирно посидели. Витюха мне все про свою жизнь рассказывал. Какие они на заводе дела творят, да что из этого получается. А я смотрю на него и все думаю: вроде это Витька, а вроде и не Витька. Здесь-то ведь он совсем тихоней был, а сейчас так откуда чего и взялось. И планы-то его бригада все перевыполняет, и продукцию так даже в заграницу отправляют. В общем, парень боевой стал. Только вот я заметил, глаза-та у Витюхи тоскливые. Будто он все время о чем-то думает, думает. Спрашивать я уже не стал… Ну, значит, усидели мы и эту. Вижу, Витюха забалдел здорово, да и меня, чую, тоже вроде, забрасывать стало…

— Не забросило тебя, беса, прости Господи, на автобусную-то станцию, — проворчала Марья.

— Были и там, — кивнул Колюха, — Витька меня провожать пошел, а по пути мы у вокзала в магазин зашли. Водочки, правда, там не было. Продавали только красное вино на разлив. Прямо из тары черпаком, как молоко. Мужики это вино заячьей кровью зовут. Колька где-то банку раздобыл пол-литровую. Нам в нее на рубль и налили.

— Господи! — воскликнула Марья, — да как это так можно-то?!

— Говорю тебе — завелся человек. Я и сам его отговаривать стал, а он ни в какую. Вперед, говорит, дядя Коля, и только вперед. Ну, вперед, так вперед. Пришли мы на автобусную станцию, а Витька на месте не стоит. Все ему чего-то, гляжу, надо сделать. Уедешь, говорит, дядя Коля, ты с последним автобусом, а сейчас пойдем еще вмажем на дорожку. Я ему толкую, что у меня уже и так вмазано порядком, а он не отстает. Не бросать же человека в таком положении… Ну, значит, пошли мы сперва на вокзал. Там рядом совсем. Витька хотел было в ресторан прорваться, но нас оттудова турнули. Вышли мы на перрон, а Витька и говорит, что мол, я тут, дядя Коля, один магазин знаю недалеко. Всего метров триста по шпалам. Там, говорит, обязательно вина достанем. Это последняя наша возможность и я, говорит, решил идти ва-банк. Ты, спрашиваешь, как? А я что? Пойдем, говорю.

— Во! — прервала мужа Марья. — Елкаш несчастный. Как выпьет, так ему все куда-то идти надо. Дурак, ведь за банк-то пятнадцать лет дадут.

— О-ха-хай, — захохотал Колюха. — Дурочка ты моя хорошая. Так говорят, когда идут на риск. Ва-банк идут, когда другого выхода нет, понимаешь? Это когда…

Колюха хотел было еще потолковать с Марьей об этом, но не стал, а только махнул рукой.

— Ладно… — продолжал он прерванный рассказ, — Витька говорит: тогда за мной, дядя Коля, вперед. И зашагал по путям. Я за ним. А темно уже стало. Присмотрелся я. Еси на небеси, дело-то гляжу не ладно: идет Витька совсем в другую сторону. Кричу ему, мол, куда ты. Витька, не ходи. Нет там никакого магазина. Тупик ведь там, мать твою семь на восемь. А он одно долдонит: вперед, дядя Коля, вперед да и только. А я же это место хорошо знаю. Помнишь, когда меня в армию брали, так там наши теплушки стояли?