Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II

Ахмад же, как и тамплиеры, полагал религию единственным смыслом жизни. Однажды Ахмад присутствовал при казни трёх пленных рыцарей-храмовников. Тогда он увидел рай. Тот самый «рай уже на земле». В глазах храмовников, когда они подняли их, помолившись перед смертью, стояло Небо — Царство Небесное, как называют рай христиане. Это было настоящее чудо. Говори после этого, что рай на земле невозможен, потому что наша жизнь несовершенна и греховна. Что же видели тамплиеры перед смертью, если в их глазах отражался рай? Смертники не обращали внимания на страшные приготовления к казни, они, казалось, не слышали грубых оскорбительных окриков палачей. Их лица были просветлёнными, радостными, спокойными. Рыцари, потерпевшие поражение, выглядели победителями рядом с суетливыми палачами, которые торопились прикончить их, только бы не видеть этих глаз. Тогда Ахмад понял, что рай должен начинаться здесь, на земле, а иначе и на Небе его не будет.

Суннизм сначала радовал Ахмада своей простотой и ясностью, а потом перестал удовлетворять — не было в нём глубины. И всё-таки Ахмад твёрдо держался суннизма. Он боялся сойти с этого незыблемого берега, зная, что самостоятельные поиски волнующих глубин погубят его, а не спасут. Он очень хотел дружить с тамплиерами, как и его покойный покровитель ибн Мункыз, но эмир был мудрым политиком, а Ахмад — всего лишь бродягой-богоискателем — так он себя понимал. Ему казалось, что дружба с тамплиерами весьма для него опасна. Может быть, и спасительна, но страх опять, как в молодости, заблудиться в тёмных религиозных лабиринтах перевешивал. Он не искал встречи с тамплиерами.

Впрочем, однажды Ахмад сделал робкий шаг в этом направлении. Ко двору султана прибыл посол тамплиеров. Не задержался — передав письмо и обменявшись несколькими фразами с султаном, сразу же отправился обратно. Не то было время для тамплиеров, чтобы пить щербет с эмирами. Когда храмовник уже готов был сесть на коня, Ахмад, преодолевая робость, решился:

— Господин.

— Да, — тамплиер спокойно, без высокомерия, достаточно дружелюбно, но всё же не улыбаясь посмотрел на Ахмада.

— Не знаете ли вы тамплиера, которого зовут брат Жан?

У нас в Ордене каждый третий — «брат Жан».

— Нет, такой у вас только один. Он занимается… особыми делами.

— А… это, должно быть, наш сенешаль. Он убит два года назад ассассинским кинжалом. Добрый был рыцарь.

— Но ведь ассассины не убивают тамплиеров.

— Как видишь, для сенешаля они сделали исключение. А ты был знаком с ним?

— Так, один раз видел. Хотел поговорить.

Тамплиер был удивлён расстроенным и, пожалуй, даже убитым видом этого странного мусульманина. Рыцарь хорошо знал сенешаля, и в глазах советника султана он увидел нечто напомнившее ему брата Жана. Что надо этому человеку? На всякий случай тамплиер спросил:

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, благородный рыцарь, вы ничем не можете мне помочь.

Сбылась мечта Усамы ибн Мункыза — в освобождённом Иерусалиме на Храмовой горе вновь совершается намаз. Протяжные крики муэдзина вновь призывают правоверных в мечеть Аль-Акса, уже очищенную розовой водой от христианской скверны. От тамплиерской скверны. На Харам эш-Шериф больше не мелькают белые плащи. Отныне хозяева здесь — мусульмане. Отныне и вовеки.

Ахмад, покинувший Аль-Аксу после намаза, подумал о том, как счастлив был бы Усама, увидев это торжество ислама. Да, ибн Мункыз очень хотел увидеть освобождённую мечеть Аль-Акса, но, может быть сейчас в душе Усамы творилось бы нечто подобное тому, что творилось в душе Ахмада — какая-то смутная тревога, неудовлетворённость, ощущение того, что всё идёт не так.

Ахмаду вдруг очень захотелось, чтобы на Харам эш-Шериф промелькнул белый плащ. Зачем? Христиане — враги! Поверженные враги. «Не знаю зачем, не знаю!» — молча закричал Ахмад в ответ одёрнувшему его внутреннему голосу. Он напряжённо смотрел на вход в Аль-Аксу. И вдруг явственно представил себе, как из мечети вышел брат Жан. Он посмотрел на Ахмада, дружелюбно улыбнулся и сказал: «Рад встрече. Поговорим? Не волнуйся, Усама не будет против».

Саладин доверял Ахмаду. Султан постоянно видел в глазах бывшего ассассина напряжённое недоверие, порою даже осуждение, но именно поэтому он понимал — этот парень не любит и не умеет лгать. Льстецов и подхалимов, готовых в любой момент переметнуться к врагу, и так уже было достаточно вокруг султана, а вот таких — строптивых, непокорных, но искренних и честных — не лишка. Такие если уж служат, то служат и никогда и не предадут.

Султан не ошибался. Ахмад никогда не предал бы своего повелителя. В его душе попросту отсутствовало то, что делает возможным предательство. К тому же, несмотря на все противоречия, Ахмад уважал султана. Было в душе Салах ад-Дина нечто возвышающее его над массой заурядных людей, нечто совершенно чуждое мелочным и ничтожным устремлениям толпы. Салах ад-Дин жаждал великого и явно был к нему способен. Вот только что это за величие, какова его природа? Любая попытка ответить на этот вопрос причиняла Ахмаду душевную боль.

Отшумели праздничные торжества после взятия Иерусалима. Султан с малой свитой отправился в Яффу, взяв с собой Ахмада. Ахмад обрадовался — он вырос в горах и видел море только дважды, причём мельком, а сейчас представился случай получше рассмотреть эту фантастическую стихию.

Раньше Ахмад видел море только спокойным, он не знал, что такое шторм и представить себе не мог, настолько это ужасно, а сейчас штормило. Это был ещё не настоящий шторм, так, волнение средней силы, но Ахмаду и этого было лишка.

— Пойдём на море? — запросто сказал султан Ахмаду.

— Море сейчас ужасно. Может быть, подождём хорошей погоды? — удивлённо ответил Ахмад.

— Боишься? — хитро и добродушно улыбнулся султан.

— С вами, мой повелитель, я не боюсь ничего, — в такие минуты Ахмад чувствовал, что султан очень дорог ему.

Салах ад-Дин заметил его искренность и оценил её. Они отправились к морю.

Огромные волны вздымались и ревели, словно сказочные чудовища. Ахмад, по натуре очень впечатлительный, сейчас почувствовал нечто большее, чем страх — мистический трепет. Он посмотрел на султана и увидел на его лице дикую радость, страшное перевозбуждение. Султан зловеще улыбался, вперив взгляд в бушующие волны. Казалось, таким взглядом можно было укротить море.

— Страшно?! — громче шума волн прокричал Саладин и дико расхохотался.

— Любому станет страшно. Неужели по морю можно путешествовать?

— Нисколько не страшно! И мы отправимся туда, в это бушующее море.

Ахмад растерянно и восхищённо посмотрел на султана. Ещё более возбуждённый восхищением слуги, султан продолжил: