Наталия Вико - Дичь для товарищей по охоте

— Савва Тимофеевич Тут письмо пришло от Горького из Нижнего Новгорода. Мне право неловко просить, но это не для меня. Он ведь знает, что вы … ну, что ты есть в моей жизни.

— Ну-с, и о чем письмо? — Савва покашлял.

— Понимаешь… Помочь он просит. Хочет для детей из трущоб новогоднюю елку организовать. Нельзя ли туда им ситца вашего прислать, да побольше, чтоб их приодеть?

— Чего ж нельзя? Поможем. Дети есть дети. Им праздник нужен. Распоряжусь. Я- то, грешным делом подумал, серьезное чего случилось.

— Вот и отлично! Завтра вечером тебя ждать? У меня опять друзья будут. Тебе знакомые — многозначительно пояснила Андреева.

— Приду, коли зовешь. Только по мне, лучше бы их вовсе не было…

Савва почти вбежал в гримерную Андреевой, растолкав несколько человек, стоявших у двери.

— Плохо… Плохо… — повторяла Мария Федоровна, как заведенная, бегая из угла в угол. Волосы ее были растрепаны, на лице — остатки грима, глаза покраснели от слез. — Не знаю, как вообще играла … Нет сил… Нет сил…

Савва крепко обхватил ее за плечи.

— Что за истерика? Опять к Книппер ревнуете?

Андреева посмотрела на него невидящим взглядом.

— Ма… Мария Федоровна Да что с вами? — Савва потряс ее за плечи. Такой Андрееву он видел впервые. Несколько раз она срывалась дома — то, жалуясь на Немировича, который всячески старался подвинуть ее на вторые роли, то на свою соперницу по сцене Ольгу Леонардовну Книппер, но такой Савва ее еще не видел.

— Савва Ты? — Андреева словно очнулась. — Помоги мне… Пожалуйста — Она уткнулась головой ему в грудь и зарыдала.

Морозов покосился на закрытую дверь гримерной. В театре им почти никогда не удавалось оставаться вдвоем. Мария Федоровна всегда была окружена актерами, друзьями, восторженными поклонниками. На людях, во избежание разговоров, они, по-прежнему, называли друг друга на «вы». Хотя, что проку? Сплетни и слухи хороводом кружили вокруг.

— Машенька — шепнул Савва, гладя ее по голове. — Да что с тобой?

— Ты слышал? — Андреева всхлипнула, хватая ртом воздух. — Арестовали… всю массовую сходку… в здании университета Там были все… мои друзья, и Дима… Лукьянов… — Она снова зарыдала.

Савва нахмурился. Лукьянов был ему неприятен. Он него всегда исходил странный запах… плесени, что ли, и Савва старался, встречаясь с «бывшим репетитором» у Марии Федоровны, садиться от него подальше. Брезгливость, да-да, именно брезгливость вызывал у Саввы вид этого человека. Но Маша почему-то так дорожила отношениями с ним. А, может этот сутулый все-таки… Савва втянул аромат Машиных волос, будто принюхиваясь и выискивая чужой запах. Нет… Не может быть…

Андреева высвободилась из его рук, с трудом передвигая ноги, отошла к гримерному столику, налила трясущимися руками стакан воды и принялась жадно пить, расплескивая воду себе на подбородок и грудь. [14] Душевное состояние М. Андреевой, вызванное этими арестами, было настолько тяжелым, что она с трудом играла в спектаклях. По этому поводу произошел известный обмен письмами между ней и К. С. Станиславским. Как рассказывал племянник Андреевой, чтобы замаскировать истинную подоплеку переживаний, М. Андреева в своем письме подчеркивала их исключительно личный характер.

— Что нужно, Маша? Я постараюсь помочь. Успокойся только — проговорил Савва хмуро, подходя к ней сзади и придерживая за плечи.

— Савва… — жалобно начала было говорить Мария Федоровна, глядя на его отражение в зеркале, но, услышав как скрипнула, а затем и приоткрылась дверь гримерной, отстранилась и, быстро подойдя к двери, выглянула наружу.

— Сквозняк, — ответила она на молчаливый вопрос Морозова. — Понимаешь, Савва, им грозят репрессии, тюрьма, ссылка в Сибирь, отдание в солдаты, — взяв себя в руки, тихо продолжила она. — Ты можешь пойти к Трепову? Желябужский мне уже обещал, но, боюсь, его авторитета будет недостаточно.

Она приблизилась к Морозову и, положив руки ему на плечи, просительно заглянула в глаза. — Савва, миленький, сделай что-нибудь Иначе… Я вот играть сегодня вообще не могла. Весь спектакль скомкала. Станиславский мимо меня прошел, даже говорить не стал, отвернулся. Еще несколько дней и… Все полетит к черту Как жить, Савва? Как?!

Морозов осторожно снял руки Марии Федоровны со своих плеч. Она удивленно вскинула глаза, но ничего не сказала. Только взгляд умолял об одном — чтобы Савва действовал.

Маскарад был в самом разгаре. Зинаида Григорьевна, обмахиваясь веером из страусиных перьев, сидела на высоком кресле, похожем на трон, около колонны белого мрамора и наблюдала за парами, танцующими мазурку. Платье алого бархата, расшитое белым жемчугом и белая бархатная полумаска с красными блестками приковывали внимание.

— Зинаида Григорьевна — из-за колонны вынырнул человек в маске шута. — Вы такая чудесница Мало в Москве женщин, столь красивых и умных, как вы А какой вкус Какая изысканность во всем — Он склонил голову, пытаясь поцеловать ее руку. Пряный, терпкий аромат, исходивший от шута, показался Зинаиде неприятным, отчего веер в ее руках начал двигаться быстрее.

— Как же вы меня узнали? Может, я — вовсе не я? — игриво спросила она, закинув ножку на ножку, и слегка покачивала алой туфелькой, выглядывавшей из-под платья.

— Зинаида Григорьевна, вы сегодня просто царица бала — протянул ей бокал шампанского Отелло, появившийся с другой стороны.

— Бог мой, — приняла она бокал, — как же вы все меня узнаете? А вы, — сложила веер и легонько ударила им по руке мужчины, — даже не заглядывайтесь на меня, господин Отелло Вы — человек опасный Всем известно, как вы с женщинами обращаетесь.

— А что, Зинаида Григорьевна, Савву Тимофеевича не видно? Опять дела? — ехидно спросил шут, выглянув из-за спинки кресла.

— Дела — улыбка еще не сошла с ее уст. — Работа…

— …теа-атр, — подсказал шут.

— Да, и театр, — сердито повторила Зинаида Григорьевна, раскрывая веер. — Я, знаете ли, — глотнула шампанского, — тоже театром занимаюсь, когда время есть. Да-да Высказываю господину Алексееву свои мысли по репертуару, даже пару — тройку раз людей к нему посылала с хорошими пьесками.

— Приняли? — участливо поинтересовался Отелло.

— Размышляют… — важно ответила Зинаида Григорьевна, и все трое дружно рассмеялись.

— Прекрасная незнакомка, кажется мне, я вас узнаю — к ней приблизился высокий мужчина в военном мундире.

— А вовсе это и не я — кокетливо отмахнулась Зинаида Григорьевна. — Вы тоже ошиблись, друг мой.

Мужчина наклонился к ее ушку так близко, что Зинаида почувствовала легкое прикосновение усов:

— Вы, Зинаида Григорьевна, давеча на вернисаже блистали Я вчера заезжал к вам, розы передал, но мне сказали, что вас будто нет дома. Это правда была или — вежливый отказ?