Наталия Вико - Дичь для товарищей по охоте

Савва отодвинул тарелку, взял с блюдечка дольку лимона, неспешно посолил, затем, поразмыслив, поперчил, с удовольствием съел, даже не поморщившись, сделал глоток чая, поставил чашку и произнес:

— Восемь.

Музыка почти стихла, только одинокая скрипка продолжала тянуть негромкую мелодию. Цыгане замерли. Красавица-гадалка неотрывно смотрела на Савву.

В полной тишине, сидевшая за столиком у окна женщина с огненно-рыжими волосами, в длинном черном платье, и тоскою по не пережитому пороку в глазах, резко встала с места, опрокинув стул:

— Вот я таких люблю, как он! — бросила через плечо сидящему с ней за столом невысокому мужчине с пышными бакенбардами, одетому в наглухо застегнутый сюртук. — Кабы он меня позвал, я б за ним… я бы… А-а! — махнула она рукой и нетвердой походкой направилась к выходу мимо молча расступившихся официантов.

— Савва Тимофеевич изволили сказать «восемь», — услужливо напомнил официант бородачу.

— А-а-а, де-е-есять! — неожиданным фальцетом прокричал тот.

— Десять? — переспросил Савва, повернувшись к его столику. — Десять тысяч рублей, чтоб эти вот раскрасавицы пели тебе весь вечер? — Он опустил глаза, будто раздумывая, стоит ли торговаться дальше. — Что ж. Твоя взяла. Плати! — Морозов отвернулся, пряча лукавые огоньки в глазах.

Лицо бородатого побагровело. Его спутница оглядела женщин за столиками вокруг торжествующим взглядом. Официант, схватив пустой поднос, подбежал к столику нижегородца. Победитель глотнул водки, извлек из мгновенно похудевшего бумажника пачку денег, пересчитал, недовольно поморщился, что-то бормоча себе под нос, пошарил по карманам, достав оттуда еще несколько смятых ассигнаций, и с победным видом бросил все на поднос.

Скрипка замерла, словно раздумывая, плакать или смеяться и, сделав, наконец, выбор, издала протяжный пронзительный стон, а потом забилась, закрутилась в бешеном ритме мелодии. Цыгане запели и двинулись к столу бородача…

Савва допил чай и, положив на стол деньги, направился к выходу.

Бородатый, жестом заставив цыган замолчать, рванулся было следом, но, не устояв, снова плюхнулся на стул.

— Савва… Тимофеевич… — позвал он. — Слово-то скажите…

— Слово? — Савва остановился и обернулся.

Цыгане, окружавшие стол победителя, расступились.

— Думаю, — Морозов насмешливо посмотрел на него, — должен ты мне в ножки кланяться.

— Кланяться? Я? — бородатый, побагровев, снова сделал попытку подняться, ухватившись за край стола. — С чего это? — почти проревел он.

— Кланяться ты мне должен — за науку. Денег у тебя видно много, а ума — нет. Неужто думаешь, я так глуп, чтобы платить цыганам по десять тысяч рублей за дюжину песен? А ты ради удовольствия перешибить Савву Морозова, не то что десять тысяч готов дать, а черту душу заложишь. Ну, вот теперь и расплачивайся за свое бахвальство. Пусть уж им, — указал он на цыган, — деньги достанутся, чем у дурака в кармане без пользы жить! На доброе дело с тебя денег, небось, не возьмешь?…

Уже у выхода из ресторана Морозова догнала гадалка:

— Не хотела говорить, да чувствую — должна, — сказала она, встревожено глядя на Савву. — Охотников увидела вокруг тебя, барин. С собаками. Гонят они тебя на узкую дорожку, свернуть с которой некуда. Справа — гора отвесная, слева — обрыв.

— А впереди- то что? — прищурив глаза, усмехнулся Савва и затянулся папироской.

— Впереди — мосток узенький, над пропастью, а на другом конце мостка красавица тебя манит. Только ходить тебе на мосток никак нельзя — гнилой он…

— А ведь я теперь вас припомнил, Савва Тимофеевич! — заулыбался Красин. — Не вы ли, когда я докладывал в Политехническом обществе о работе нашей Бакинской электростанции, так же как сегодня, мучили меня вопросами о технической и экономической стороне дела? Я уж тогда подумал — и что за дотошный человек, на все вопросы хочет получить ответ.

Савва сдержанно улыбнулся.

— Да уж, чего греха таить, заставили вы меня попотеть! — приветливое выражение не сходило с лица Красина.

— А как же иначе, любезнейший? Сейчас время такое, когда надо до самой сути докопаться, чтобы с толком дело делать. Тем более, когда это дело — новое. — Сказав это, Савва бросил взгляд на Андрееву, которая сидела на диване и с озабоченным лицом капала в мензурку темные капли. По комнате, забив тонкий аромат ландыша, распространился запах валерианы, нелюбимый им с детства. Этот запах вселял в него тревогу и предчувствие неприятностей, которые никогда не заставляли себя долго ждать, неотступно следуя за тошнотворным валериановым духом. Мария Федоровна, выпив капли, поставила мензурку на пол и откинулась на подушку.

— И потом, Леонид Борисович, я же должен был сам убедиться, что вы — толковый специалист, а не мыльный пузырь. Если бы вы пустышкой мне показались, я б вас ни за что к себе не взял.

Поймав укоризненный взгляд Андреевой, он смягчил тон:

— Хотя другое бы что-то для вас подобрал, раз уж меня просили.

Мария Федоровна чуть заметно кивнула.

— Ну, что ж, — обратился он к Андреевой, — надеюсь, вы не очень огорчитесь, узнав, что Леонид Борисович с сего момента — главный инженер-электрик Никольской мануфактуры, а?

Андреева недоуменно посмотрела на Савву. Судя по грустному выражению лица, шутки сегодня ей были противопоказаны.

— Зачем вы так, Савва Тимофеевич? — тихо спросила она. — Право, вы же знаете, как мы все вам благодарны. А как с проживанием? Вопрос решите? — спросила так печально, что стало ясно — ответ может быть только утвердительным.

— Думаю, Мария Федоровна, господин главный инженер-электрик будет на казенной квартире обитать, на Англичанской улице. Я распоряжусь.

— Кланяюсь и благодарю, благодарю и кланяюсь, господин мануфактур-советник, — расплывшись в улыбке, Красин откинулся на спинку кресла, небрежно забросил ногу на ногу, обнажив часть щиколотки выше носка, но, перехватив слегка удивленный взгляд Андреевой, одернул край брюк и сел прямо.

Морозов, хотя и отметил несоответствие между любезными словами и чрезмерно вольными телодвижениями Красина, отнес все на ироничный склад ума нового инженера, тем более, что сейчас Савву гораздо сильнее беспокоило самочувствие хозяйки.

— Мария Федоровна, может, за фруктами послать?

Андреева вскинула руку и слабо покачала ладонью.

Красин, поглаживая бородку, с интересом наблюдал за ними.

В кабинет заглянула прислуга в белом переднике с кружевной оборкой:

— Мария Федоровна, простите ради Христа, там человек к вам пришел, хочет переговорить!

— Кто такой? Я никого не жду, — слегка нахмурилась она и бросила взгляд на Красина, который быстро поднялся с места, подошел к окну и выглянул на улицу.