Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война

Пакет жег грудь и подгонял вперед. На Китайской Гном взял извозчика, доехал до вокзала, там сделал круг и, не обнаружив за собой хвоста, возвратился на Соборную площадь, дальше пошел пешком. День выдался погожий. В лучах восходящего солнца купола Свято-Николаевского собора горели жаром, зеркальным блеском сверкали витрины магазина «И. Чурина и Кº», а на центральных улицах было не протолкнуться. Утренний Харбин напоминал собой Вавилон. До девяти, когда Ольшевский должен был появиться в конторе, оставалось около десяти минут, и Гном замедлил шаг…

Этого часа с нетерпением дожидалась группа Гордеева. Ровно в девять Люшков обычно выходил из подъезда, садился в машину и под охраной Ясновского отправлялся к Чжао поправлять здоровье. На этот раз пьяный загул в «Тройке» дало себе знать. Шторы на окнах квартиры оставались задернутыми, а прислуга — бывший санитар из пехотного полка, шмыгавший по утрам в ближайшую лавку за солеными огурцами и рассолом, из подъезда не показался. Запаздывал и педантичный Ясновский. Стрелки подобрались к половине десятого. Гордеев начал нервничать — маячить и дальше на глазах у филеров из белогвардейской контрразведки становилось небезопасно. Один из них, чернявый, с ухватками трамвайного карманника, оставил свое место и вразвалочку направился к машине. Михаил быстро сообразил и обнял Анну.

— Ребята, не увлекайтесь, так и до свадьбы недалеко, — пошутил водитель.

— Не волнуйся, Коля, тебя пригласить не забудем, — усмехнулся Михаил и прижался к Анне.

— Мы так не договаривались, — отстранилась она и лукаво посмотрела на Дмитрия. Опасность придала девушке еще большую привлекательность, и в нем заговорила ревность. Ему стал ненавистен коротышка-шпик, из-за которого чужие руки прикасались к Анне. А тот вихляющей походочкой подвалил к машине и нахально стрельнул взглядом по пассажирам. Николай дернулся к дверце.

— Не заводись, — шепнул Дмитрий.

Филер продолжал вертеться перед зеркалом и подкручивать жидкие усишки. У Николая лопнуло терпение, он не выдержал, распахнул дверцу и рявкнул:

— Тебе чё, тут парикмахерская? Вали отсюда!

— Чё орешь? В зеркало нельзя посмотреть? — огрызнулся филер.

— С твоей рожей не в зеркало, а в з…

— Чё-ё? Тоже мне Аполлон выискался. На свою посмотри! Я щас…

Увесистый кулак Николая, полетевший к носу филера, заставил того отскочить на тротуар.

— Ты чё, Коля? — всполошился Дмитрий.

— А ты хотел, чтобы он еще документик проверил? — буркнул он.

— А если…

— Ребята, смотрите! — остановила их спор Анна.

— Ну, что там? — насторожился Дмитрий.

— Красотка у подъезда Люшкова вам никого не напоминает?

Гордеев и Николай повернули головы в ту сторону. На крыльце стояла разбитная торговка, с виду обыкновенная русская баба, что сотнями толкались на рынках и в мелких лавках. Оглянувшись, она спустилась со ступенек, перешла улицу, бесцеремонно оттеснила на край лавки китайца-зеленщика и по-хозяйски разложила на прилавке нехитрый товар.

— Так, то ж вчерашняя баба, только пальто другое! — узнал ее Николай.

— Косынку тоже поменяла, — отметила наблюдательная Анна.

— Видно, у господина Дулепова с гардеробчиком напряг, — с сарказмом заметил Дмитрий.

— Теперь ясно, где у них первый пост охраны, — заключил Михаил.

Второй они вычислили еще вчера; он находился неподалеку, в пекарне Обухова. Возможно, где-то имелись и другие, но их обнаружить не удалось. Клещов умело организовал наружное наблюдение.

— Все, ребята, сворачиваемся! Слишком много лишних глаз. В случае чего, Ван подстрахует. Коля, трогай! — распорядился Гордеев.

Двигатель старенького «форда» чихнул и, выпустив клубы едкого дыма, покатил вниз по улице, на перекрестке свернул на Деповскую, въехал во внутренний двор и остановился. Николай вышел из машины, поднял капот и, чтобы не привлекать внимание, занялся двигателем. Дмитрий решил еще раз найти подтверждение своим наблюдениям и неспешным шагом направился к дому Люшкова. По пути заметил знакомый «мерседес» — ребята из группы Ольшевского дежурили на подстраховке. Это добавило Дмитрию уверенности, и он свернул в пирожковую.

Пирожковая располагалась на углу, и из ее окон хорошо просматривался дом Люшкова. За то время, пока он отсутствовал, здесь мало что изменилось. Филерша-торговка, как хорошая молотилка, продолжала лузгать семечки, зато китайца-зеленщика будто ветром сдуло. Соседство с чертом в юбке, которая через слово сыпала отборным матом и костерила желтомазых на чем свет стоит, не вынес бы и амбал-грузчик с пристани.

В пекарне Обухова тоже ничего необычного не происходило — филеры-разнорабочие копошились где-то внутри. Дмитрий заказал чай с пампушками и, пристроившись за столиком у окна, продолжил наблюдение.

Унылый осенний пейзаж оживляли стая бездомных псов, грызущихся за кость, и китаец-нищий. Потрепанная дабу едва прикрывала голое тело, засаленная войлочная монголка повисла на ушах, из-под нее смотрели молодые и не по годам смышленые глаза. Один из лучших боевиков харбинского подполья Малыш Ван, как только удалось найти дом, где квартировал Люшков, занял этот «ароматный пост» — свалку у общественной бани и русской харчевни. Сегодня Малышу не повезло. Люшков задерживался с отъездом. Порывы холодного ветра, забираясь под дабу, жалящими иголками впивались в тело. От озноба зуб не попадал на зуб, в довершение к этим напастям добавилась еще одна. Дохлая кошка завалилась под ящики и смердела так, что приступы тошноты выворачивали желудок бедолаги Малыша наизнанку.

Превозмогая себя, он крючковатой палкой выковыривал куски тыквы, хлеба, глиняные черепки и складывал в мешок. Поднявшееся над крышами домов солнце пригрело, и смрад стал невыносим. Благо, что со стороны реки потянул ветерок, и зловонное облако понесло в сторону филерши. Она перестала лузгать семечки, собрала лоток и перебралась подальше. Ван торжествовал и, чтобы сделать победу окончательной, зацепил крюком дохлую кошку и выпихнул ее на край ямы. Зловоние распространилось на всю улицу. Праздные зеваки у харчевни тут же ретировались, не выдержала и филерша — покинула свой пост и перебралась в подъезд.

В это время со стороны Деповской послышался шум мотора, и хорошо знакомый Малышу «опель» подъехал к дому. Из него вышел Ясновский; выглядел он изрядно помятым. Стрелки брюк, обычно наглаженные до умопомрачительной остроты, пузырились на коленях, а модная шляпа выглядела так, будто побывала под чьим-то задом. Под глазами залегли темные мешки, а кожа напоминала древний пергамент. Разбитной походкой ротмистр направился к подъезду. С его появлением зашевелились и филеры, торговка возвратилась на свой пост, а из двора пекарни вышли два кряжистых мужика с метлами и принялись суетливо мести мостовую.