Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война

Многое из этого не было известно Плакидину, но то, что Ицхак мог сыграть важную роль в предстоящей операции, у него сомнений не вызывало. Он пытался сосредоточиться на предстоящей беседе и продумывал ее варианты, но так не сделал окончательного выбора. Поезд въехал в каменные джунгли Нью-Йорка. Пассажиры оживились и стали собираться. Иван присоединился к ним и на перрон вокзала вышел полным сил и энергии.

Прошло пять лет с тех пор, как разведчик Плакидин покинул город. Память не подвела; он быстро отыскал итальянский ресторан, где была назначена явка с Ахмеровым. В нем почти ничего не изменилось, разве что строгие костюмы официантов, фронтовые фотографии и плакаты, призывающие бороться с немецкими шпионами и диверсантами, напоминали о том, что война в далекой Европе своими отголосками докатилась и сюда.

До встречи с Ицхаком оставалось время, и Иван воспользовался этим. После изматывающей дороги через полмира, из того ада, где властвовали цербер Волчок и сторожевой пес Троцкий, ему хотелось сполна насладиться редкими минутами покоя перед тем, как погрузиться в мир тайной войны. Заказав легкую закуску, он мелкими глотками пил коньяк, прислушивался к завораживающей мелодии негритянского блюза, наслаждался пением певца и учился радоваться мелочам жизни. Она опять возвращалась к нему, как и тогда — в далеком 1912 году.

В тот год, в сентябре, Одесса изнывала от невероятной жары. Дикие пляжи в районе Лузановки снова ожили, и вся Молдованка и Пересыпь повалили к морю. Вместе с Вовиком Крамлиди, Юркой Сердюком и Саней Кововым он, поживившись кавунами на бахче у Евсеича, отправился на пляж. Там ныряли и гонялись друг за другом, наслаждаясь остатками последнего тепла перед наступлением промозглой и слякотной зимы. Затем, забравшись на баркас, уминали за обе щеки сладкие, как сахар, кавуны и, наевшись до отвала, откликнулись на спину. У них уже не оставалось сил пошевелить ни ногой, ни рукой. Запах просмоленных досок кружил голову, а легкая качка убаюкивала…

— Столик заказывали на двоих? — это вопрос вернул Ивана из далекого прошлого.

Он встрепенулся. Перед ним стоял мужчина, хорошо знакомый по фотографиям, которые показывал Фитин. Теплая улыбка гуляла на полных губах, черные волосы отливали синевой, а смуглая кожа выдавала в нем южанина.

— Я жду компаньона, — назвал Плакидин вторую часть пароля и протянул руку.

Ахмеров ответил энергичным рукопожатием, сел за столик, скептически оценил скудный обед и с иронией заметил:

— Нет, так не пойдет! Вы что, решили меня уморить? — и, подозвав официанта, изменил заказ.

Начал он с шотландского виски и закончил кубинскими ананасами. От обилия на столе глаза Плакса округлились. Это не осталось незамеченным Ахмеровым. Он хитро прищурился и сказал:

— Что поделаешь, Иван, положение обязывает. Как говаривал один известный поэт — «Ешь ананас, рябчиков жуй! Радуйся жизни, проклятый буржуй!».

— Извините, Ицхак, по-моему, там шла речь о последнем дне этого жизнерадостного гурмана, — с улыбкой заметил Плакс.

— Не буду спорить. Но нам такое вряд ли грозит, — рассмеялся Ахмеров и, разлив виски по рюмкам, предложил тост: — За встречу и успешную работу!

Не успели они закусить, как официант — в надежде на щедрые чаевые — решил ублажить богатого клиента: снова подлетел к столику, согнулся в низком поклоне и поинтересовался:

— Господа еще что-то закажут?

— Спасибо, пока нет, — отказался Ицхак и, чтобы отделаться от официанта, ворчливо заметил: — Не суетитесь, любезный. Когда надо — я позову.

— Хорошо, сэр! — смешался тот и ретировался в подсобку.

Теперь, когда разговору никто не мешал, с лица Ахмерова исчезла маска счастливого жизнелюбца, и, понизив голос, он с тревогой спросил:

— Как там у нас?

— Тяжело, но выстоим, — не стал скрывать Иван.

— А он где?

— На месте. Седьмого принимал парад.

— Значит, не так страшно, как здесь малюют, — оживился Ахмеров и с ожесточением произнес: — Когда же эту погань в шею погоним?

— Скоро, ждать осталось недолго. Из Сибири свежие дивизии подтягиваются.

— Ну, слава богу! — к Ицхаку вернулось хорошее настроение, и он сменил тему: — Дома у меня как?

— Наши не забывают и поддерживают.

— Спасибо.

— К сожалению, я ничего от них не привез, сами понимаете.

— Конечно, конечно! — спохватившись, Ахмеров вспомнил об обеде и, кивнув на тарелку с жареной по-итальянски форелью, предложил: — Попробуйте, пока не остыло, великолепная вещь, особенно с соусом.

Ицхак знал толк в настоящей кухне. Ее запахи будили зверский аппетит, и Иван после лагерной голодухи с жадностью набросился на деликатес. Не отставал от него и Ахмеров, успевая сыпать шуточками и анекдотами. И когда появилось чувство сытости, он, не меняя благодушного выражения лица, принялся вводить Плакидина в оперативную обстановку.

Иван внимательно слушал и не переставал удивляться способностям Ицхака. Ему удалось почти невозможное: то ли благодаря природному обаянию, то ли каким-то гипнотическим способностям, он сумел найти подход и расположил к себе замкнутого и крайне осторожного друга президента Рузвельта — Гопкинса. Более того, сумел убедить его в том, что ему уготована выдающаяся роль стать доверенным лицом двух величайших деятелей — Рузвельта и Сталина.

Во многом под впечатлением бесед с Ахмеровым в июле сорок первого Гопкинс прилетел в Москву. Поистине царский прием, устроенный Сталиным в Кремле, еще больше укрепил Гарри во мнении о своей исключительности. Не посчитавшись с мнением посла США в Москве Лоуренса Стейнгарда и военного атташе Айвэна Питона, смотревших на Сталина, как на коварного и безжалостного восточного тирана, Гопкинс действовал по своему усмотрению.

Последовавшая на следующий день долгая и теплая встреча в кремлевском кабинете с вождем большевиков, на которой тот не жалел слов в адрес прозорливости Гопкинса и исключительности его миссии, только еще больше подогрела тщеславие спецпредставителя президента Рузвельта. Персональное бомбоубежище, эскорт охраны и прислуги, лучшие кавказские вина и блюда, о которых не могли мечтать послы США и Великобритании, окончательно вскружили голову Гопкинсу.

В Вашингтон он вернулся окрыленным, и на встрече с Ахмеровым, все еще пребывая под впечатлением бесед со Сталиным, горячо благодарил за ценные советы, которые помогли понять загадочную душу вождя большевиков. Ицхак, у которого было солидное официальное прикрытие, тонко укреплял Гопкинса в этом мнении и при каждом удобном случае искусно подогревал его честолюбие «дружескими личными посланиями товарища Сталина», чтобы исподволь подвести друга президента к мысли о необходимости более решительных шагов со стороны США по сближению с СССР. И это принесло результат.