Кейт Уиггин - Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

— Можно спеть «Старый дубовый черпак»?

— Давай оставим в покое водную тематику. Может быть, «Флаг, усыпанный звездами» или что-нибудь еще?

Ребекка села на место и достала нотную тетрадь. Публичное объяснение мисс Дирборн сняло тяжесть с ее души, и она сразу оживилась, повеселела. Песня тоже оказала полезное, успокаивающее действие. А потом она стала принимать «покаянные» приношения. Ливинг Перкинс по дороге к доске положил ей на колени кусочек сахара. У него не было музыкального слуха, и поскольку он не мог петь, то ему надлежало в это время рисовать на доске карту штата Мэн.

Алиса положила на пол красивый карандаш и подтолкнула его носком туфли, чтобы он докатился до Ребекки. А Эмма Джейн (соседка Ребекки по парте) наделала бумажных шариков, собрала их в пакетик и надписала: «Пули — сама знаешь, для кого».

Короче говоря, жизнь стала радостней, и когда Ребекка осталась вдвоем с учительницей на урок грамматики, самообладание почти совершенно вернулось к ней, зато мисс Дирборн все еще не могла прийти в себя. Последние башмаки протопали по классу, и запоздалое раскаяние, мелькнувшее во взгляде Сэма-Подсолнуха, было встречено холодным презрением.

— Ребекка, боюсь, я наказала тебя строже, чем следовало, — проговорила мисс Дирборн. Ей было всего восемнадцать лет, и за недолгое время своего учительства она еще не сталкивалась с детьми, похожими на Ребекку.

— Я на все вопросы сегодня отвечала, на уроке не разговаривала, даже шепотом, — с дрожью в голосе говорила «преступница», — только пить бегала — неужели за это?

— Видишь ли, поскольку некоторые последовали за тобой, то получалось, что ты как бы зачинщица. Я уже давно замечаю: что делаешь ты, потом делают все. Засмеялась ли ты, заскучала, написала записку, попросилась выйти или попить — сразу все за тобой. И надо было как-то положить этому конец.

— Сэм Симпсон всегда всем подражает, — вырвалось у Ребекки, — и то, что меня поставили в угол, это ладно, но вот что меня поставили вдвоем с ним…

— Я поняла, что именно это было для тебя невыносимо. Поэтому и посадила тебя на место, а его оставила стоять. Но ты подумай про то, что ты новенькая в классе, на каждое твое действие обращают внимание. Тебе надо быть осмотрительней. Ну хорошо, давай займемся придаточными. Дай пример на сослагательное наклонение.

— Если бы я была хозяйкой кошки, я ни за что не утопила бы котят.

— Да, я тоже спасла бы бедных крошек… Ну, еще примеры.

— Если бы я не любила скумбрию, я так часто не просила бы пить, — с лучезарной улыбкой сказала Ребекка, закрывая учебник. — Если бы вы по-настоящему меня любили, вы не поставили бы меня в угол. Если бы Сэмуэл не был озорником, он не ходил бы следом за мной к ведру.

— Если бы Ребекка уважала школьные правила поведения, она переборола бы свою жажду, — ласково завершила урок мисс Дирборн. Потом она поцеловала Ребекку, и они расстались по-дружески.

Школа изредка приносила Ребекке маленькие огорчения, однако новые товарищи и новые книги никогда не давали ей надолго впадать в уныние. Но вот наступило лето, и школа на время закрылась. Ребекка пыталась полюбить тетю Миранду (прежде такая мысль не могла даже прийти ей в голову), но из этого ровным счетом ничего не вышло.

Ребекка была существом довольно строптивым и не обнаруживала стремления превратиться в домашнего ангела. Но в то же время она обладала чувством долга и ей совсем не хотелось быть непорядочной, неблагодарной и непочтительной. Она создала для себя некий образец, стандарт поведения и, когда ему не соответствовала, очень огорчалась. Ей тяжело было жить в доме у тети Миранды, есть ее хлеб, носить купленные ею платья, читать книги из ее библиотеки — и в то же время всей душой не любить тетю Миранду. Она инстинктивно чувствовала, что это выходит как-то скверно, по-свински. Когда же угрызения совести терзали ее особенно невыносимо, девочка делала очередную попытку ублажить тяжелую и угрюмую родственницу. Это оказывалось не под силу в первую очередь потому, что в присутствии тети Миранды Ребекка почти никогда не бывала собой.

Шарящий взгляд тетушкиных глаз, этот пронзительный голос, узловатые пальцы, тонкие, никогда не улыбающиеся губы, ее долгое угрюмое молчание, эти ее гребни, совсем не подходящие к цвету волос, этот прямой пробор, похожий на шов белыми нитками по черной сетке для волос, — в ней не было ни одной черты, которая привлекала бы Ребекку.

Есть на свете лишенные воображения, деспотичные пожилые женщины, которые всегда вызывают в детях желание поступать им наперекор, совершать порой очень плохие поступки. Живи мисс Миранда в более многолюдном месте, она непременно сняла бы дверной колокольчик, завела злую собаку и порасставляла бы на садовых тропинках ловушки для птиц. Близнецов Симпсонов тетушка Ребекки приводила в такой трепет, что бедняжки боялись переступить порог, даже если она выходила им навстречу с угощением.

Понятно, что Ребекку тетя Миранда должна была раздражать каждым своим вздохом. Но и отношение Миранды к Ребекке было таким же. То и дело эта девчонка, забыв о бесчисленных предупреждениях, заходила в дом с парадного крыльца, потому что это был кратчайший путь к ее спальне. Она бросала ковш на кухонную полку, вместо того чтобы оставлять его в ведре. Она сажала кота и кошку на тетин любимый стул. Она не помнила, за чем ее послали. Она забывала закрыть сетку и понапускала в дом тучи мух. Она без перерыва тараторила. Она громко пела и даже насвистывала, когда собирала щепки. Она без конца возилась с цветами — расставляла их в вазы, прикрепляла на платье, прикалывала к шляпке. И наконец, она была живым напоминанием о своем бестолковом, никчемном отце, приворожившем Аурелию красивой внешностью и изящными манерами и чуть не пустившем ее по миру. И вообще, Рэндаллы — чужаки. Они не были уроженцами не только Риверборо, но и округа Йорк. Миранда вынуждена была согласиться, что и за пределами этого заповедного округа могут рождаться на свет люди, но ее мнение об этих людях было самое нелестное. «Вот если бы приехала Ханна!» — без конца повторяла тетя Миранда.

Ханна ни в чем не походила на Рэндаллов, она была «вся в Сойеров» (бедная Ханна, увы, тетя была права на этот счет). Ханна раскрывала рот лишь тогда, когда к ней обращались, а не так, как эта девчонка, без конца и невпопад. Ханна в четырнадцать лет стала членом церковной конгрегации. Ханна любила вязать. Ханна если еще не стала, то обещала стать образцовым воплощением всех семейных добродетелей. И вот, вместо нее в кирпичном доме обреталась эта черноволосая цыганка с огромными, как тележные колеса, глазами и ее приходилось рассматривать как полноправного члена семьи!