Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Для монахов-воинов и их последователей во всех уголках страны гора Хиэй олицетворяла силы, противостоящие Нобунаге. Но истинным зачинщиком смуты, беспрестанно отправлявшим обозы продовольствия и оружия на гору Хиэй и подстрекавшим монахов к новым выступлениям, был, разумеется, сёгун Ёсиаки.

— Сингэн выступает!

Такое донесение из Каи сильно порадовало сёгуна. Он твердо поверил обещанию и, в свою очередь, передал его на гору Хиэй.

Поэтому монахи-воины ждали, что войско Сингэна ударит Нобунаге в спину. И, как только это произойдет, Нобунага, точь-в-точь как год назад, будет вынужден отступить. Но, живя в отрыве от внешнего мира на протяжении восьми столетий, обитатели горы Хиэй не могли в полной мере осознать, какие серьезные перемены произошли в стране за последние годы.

Итак, не прошло и ночи, как гора превратилась в огненный ад. С роковым запозданием, уже около полуночи, когда пламя бушевало повсюду, представители монашеского руководства, охваченные страхом и отчаянием, направили в ставку Нобунаги депутацию с просьбой о мире.

— Мы заплатим любую контрибуцию и согласимся на все условия, которые ему вздумается выставить.

Нобунага, однако же, только усмехнулся и сказал соратникам, словно спуская соколов на дичь:

— Нет никакой нужды давать им ответ. Просто убейте их на месте.

И все же монахи еще раз отправили к нему посланцев, и те сумели со своими мольбами пробиться к самому Нобунаге. Но он отвернулся и велел их казнить.

Настало утро. Гора Хиэй покрылась дымом и пеплом, деревья обуглились, повсюду лежали закоченевшие трупы в позах, в которых их настигла смерть.

«А ведь нынче ночью наверняка погибло множество ученых мужей, мудрецов и талантливых юношей», — подумал Мицухидэ, бившийся с противником в первых рядах. Он был мрачен этим дымным утром, то и дело подносил руку ко лбу, в груди горестно щемило.

И в это же утро он получил от Нобунаги новое высокое назначение.

— Я назначаю тебя наместником Сиги. Отныне тебе надлежит жить в крепости Сакамото у подножия горы.

Через два дня Нобунага покинул гору и вступил в Киото. А над горой по-прежнему стоял черный дым. Очевидно, какой-то части монахов-воинов удалось бежать и найти пристанище в Киото, и они говорили сейчас о князе как о сущем воплощении самого Зла.

— Он предводитель демонов!

— Он исчадие ада!

— Безжалостный разрушитель!

Жителям столицы во всех ужасных подробностях расписали происшедшее той роковой ночью и плачевное зрелище, которое теперь являет собой гора Хиэй. И, услышав о том, что Нобунага намерен спуститься с горы и вступить в столицу, жители Киото оцепенели от страха. Сразу же пошли всевозможные разговоры и слухи:

— Теперь настал черед Киото!

— Дворцу сёгуна не выдержать огня.

Люди даже днем запирали дома на все засовы, собирали вещи, готовясь при первой опасности пуститься в бегство. Однако Нобунага велел войску разбить лагерь на берегу реки Камо и запретил воином появляться в столице. Этот приказ отдал тот же самый человек, нет, демон, который перед тем предал огню и мечу священную гору Хиэй! В сопровождении небольшой свиты он отправился в храм. Сняв доспехи и пообедав, он облачился в изысканное кимоно, какие носили при императорском дворе, надел шляпу и вышел на улицу.

По городу Нобунага ехал на породистой лошади, сидя в убранном драгоценными каменьями седле. Его свита, состоящая из военачальников, однако же, оставалась при оружии и в доспехах. Человек пятнадцать или шестнадцать, они как ни в чем не бывало ехали по столичным улицам. Предводитель демонов явно пребывал в превосходном настроении и улыбался встречным. Жители города при его появлении падали ниц на обочине. Ничего ужасающего не происходило. Понемногу стали звучать приветственные возгласы, и вскоре по всему городу мощной волной прокатилось ликование.

И вдруг из приветствующей князя Оду толпы грянул ружейный выстрел. Пуля оцарапала Нобунагу, однако он и виду не подал, будто разгневан или напуган, а только посмотрел в ту сторону, откуда стреляли. Приближенные, конечно, сразу же спешились и бросились в толпу ловить злоумышленника. Но гнев горожан оказался даже сильнее гнева военных. «Держи его!» — в ярости кричали жители Киото. Злодей, явно надеявшийся на поддержку горожан, просчитался, и сейчас ему некуда было скрыться. Это был монах-воин, по слухам, один из самых отважных, и, даже представ перед Нобунагой, он не утратил самообладания и твердости духа:

— Ты враг Будды! Ты предводитель демонов!

Но и Нобунага проявил редкую выдержку. Он, как и намечал заранее, приехал во дворец, спешился, помыл руки, спокойно вошел внутрь и опустился на колени.

— Должно быть, ваше величество потрясены тем чудовищным пламенем, которое бушевало на горе Хиэй две ночи назад. Надеюсь, вы простите меня за доставленное волнение.

Он стоял на коленях так долго, что могло показаться, будто он и впрямь сокрушается о происшедшем. Наконец он поднял взор на новые ворота и стены дворца и удовлетворенно оглядел окружавших его военачальников.

1. Запрещается произвольная перемена места жительства.

2. Распространение ложных слухов и ошибочных сведений карается смертью на месте.

3. В остальном все остается как было.

Издав этот указ и распорядившись о том, чтобы он был доведен до сведения каждого жителя столицы, Нобунага вернулся в Гифу. Перед отъездом он не попрощался с сёгуном, который в последнее время всецело озаботился закупкой оружия, углублением рвов и подготовкой к отражению огненного штурма. Сёгун и его приближенные с облегчением узнали об отъезде Нобунаги, и все же тревога не покидала их.

Пламя войны бушевало не только над горой Хиэй, но ширилось, как лесной пожар, едва ли не по всей стране. Поднявшись на западных окраинах Микавы, оно охватило селения вдоль реки Тэнрю до самой границы с Мино. Войско Такэды Сингэна перешло горы Каи и устремилось на юг.

Члены клана Токугава, прозвавшие своего врага Длинноногим Сингэном, поклялись не допустить его в столицу. И дело было не в их союзе с кланом Ода. Каи граничила с провинциями Микава и Тотоми, и если бы силам Такэды удалось прорваться, это повлекло бы уничтожение клана Токугава.

Иэясу был тридцать один год — начальная пора расцвета мужской зрелости. За последние двадцать лет на долю его приверженцев выпало немало трудностей и лишений. Но с тех пор как Иэясу стал зрелым мужем, он вступил в союз с кланом Ода и начал мало-помалу расширять собственные владения.

Среди населения подвластной Иэясу провинции царило столь сильное стремление к процветанию и дальнейшим захватам, что предстоящие нелегкие испытания воодушевляли даже достигших уже преклонного возраста вассалов, самураев, земледельцев и горожан.