Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Вскоре Нобунаге доложили о том, что главнокомандующий Сибата Кацуиэ рассорился с Хидэёси, который не соглашался с его военной стратегией. В конце концов Хидэёси отозвал свое войско и вернулся с ним в Нагахаму, а рассерженный Кацуиэ направил Нобунаге донесение:

«Хидэёси, игнорируя приказы вашей светлости, самовольно вернулся в свою крепость. Он ведет себя дерзко и заслуживает сурового наказания».

Хидэёси же не прислал ни слова в свое оправдание. Нобунага не сомневался, что у владельца Нагахамы найдется если не оправдание своего поступка, то отговорка, а потому решил отложить разбирательство до тех пор, пока не вернутся домой военачальники, участвующие в северной кампании. Однако многие сподвижники Нобунаги считали, что князь Хидэёси чересчур вспыльчив, к тому же для военачальника бесчестно увести свое войско в разгар военных действий.

Нобунаге не оставалось ничего иного, как принять к строптивцу какие-либо меры устрашения.

— Хидэёси действительно вернулся в Нагахаму? — спросил он у своих приближенных.

— Да, он в своей крепости, — ответил один из вассалов князя.

Поразмыслив, Нобунага послал Хидэёси гневное послание:

«Князь Хидэёси! Ты ведешь себя совершенно недопустимо. Я жду твоего раскаяния».

Когда гонец вернулся, Нобунага спросил у него:

— Ну, и как отреагировал Хидэёси на мое письмо?

— Он, ваша светлость, сказал, что намерен отдохнуть.

— Этот бесстыдник к тому же еще и лентяй! — возмутился Нобунага, но в душе он вовсе не был сердит на Хидэёси. Когда же возвратились Кацуиэ и остальные военачальники, принимавшие участие в войне, князю пришлось наказать нерадивого вассала, и он повелел Хидэёси оставаться под домашним арестом у себя в Нагахаме. Однако и в роли арестанта тот не выказывал ни малейших признаков раскаяния, а, напротив, каждый день устраивал веселые попойки. Все ожидали неминуемой строгой кары со стороны Нобунаги, но тот, казалось, забыл обо всей этой неприглядной истории и больше никогда о ней не упоминал.

В последнее время Хидэёси взял себе в привычку спать допоздна, и Нэнэ отправлялась будить супруга, когда солнце уже стояло в зените.

Мать Хидэёси, обеспокоенная поведением сына, то и дело твердила невестке: «Что-то наш парень сам на себя не похож!» Но Нэнэ не знала, чем утешить свекровь. Каждую ночь Хидэёси пьянствовал чуть ли не до самого утра. Сначала он напивался в одиночестве, багровея уже после четырех или пяти чашечек сакэ. Затем его рвало, однако он не унимался и приглашал к себе испытанных соратников. Компания пьянствовала до глубокой ночи, оглашая помещения крепости громкими разухабистыми восклицаниями. Обычно Хидэёси засыпал там же, где и пил, чаще всего в комнате у оруженосцев.

Однажды поздним вечером Нэнэ с несколькими служанками шла по коридору и вдруг увидела медленно бредущего ей навстречу мужчину. Нэнэ прикинулась, будто не узнала мужа, и воскликнула:

— Ой, да кто же это?

Смущенный, Хидэёси хотел было скрыться в одном из помещений, но ноги его заплетались, и он неуклюже топтался на месте.

— Я заблудился, — наконец признался он и, кое-как добредя до жены, повис у нее на плече, не в силах удержаться на ногах. — О, как я пьян! Нэнэ, отнеси меня! Сам я идти не могу!

Поняв, что Хидэёси еще в состоянии шутить, Нэнэ весело рассмеялась:

— Ну ладно уж, я тебя отнесу. Скажи только куда?

Хидэёси всей тяжестью навалился на жену и принялся пьяно хихикать:

— В твою комнату! Отнеси меня в твою комнату!

Нэнэ пригнулась, стараясь удержать мужа, и со смехом сказала служанкам:

— Послушайте-ка, посоветуйте, куда мне отнести этого грязного побродяжку, который встретился нам на дороге?

Служанки дружно рассмеялись и помогли хозяйке оттащить мужа в ее комнату, где все вместе и просидели до утра, потешаясь над ним.

В последнее время минуты веселья выдавались редко. По утрам Нэнэ беспокойно вглядывалась в опухшее лицо мужа. Что творится в его душе? Что за горе топит он в сакэ? Встревоженная женщина не находила ответа на эти вопросы. Они были женаты уже пятнадцать лет, — Нэнэ сейчас за тридцать, а ее мужу сорок один, — и ей не верилось, что ожесточение и угрюмость, которые она каждое утро видела у него на лице, — всего лишь следствие дурного настроения. Хотя Нэнэ и страшилась припадков его гнева, но в молитвах она просила только о том, чтобы ей удалось понять причину страданий мужа и разделить их с ним.

В эти мучительные моменты Нэнэ хотелось обладать такой же душевной стойкостью, как у ее свекрови. Однажды утром мать Хидэёси позвала невестку пойти с нею на огород.

— Нэнэ, — сказала она, — наш господин встанет еще не скоро. Давай нарвем для него баклажанов, принеси-ка корзину!

Старая госпожа принялась срывать овощи, а Нэнэ складывала их в корзину. Вскоре она наполнила ее до краев и отправилась в дом за другой.

— Эй, Нэнэ, послушай-ка! Куда это вы с матушкой обе подевались? — окликнул ее муж, поднявшийся вопреки обыкновению довольно рано.

— Я и не знала, что ты уже встал.

— Да вот не спится что-то, даже слуги удивились. — Хидэёси впервые за долгое время широко улыбался. — Такэнака Хамбэй доложил, что корабль с посольским флагом плывет сюда из Адзути, я встал и пошел в часовню, а потом мне захотелось извиниться за то, что я тобою пренебрегал.

— Ага! Но сначала ты извинился перед богами, — вмешалась его мать.

— Что верно, то верно. А потом решил извиниться перед матушкой и женой. — По всему было видно, что Хидэёси не шутит.

— И для этого ты пришел сюда?

— Обещаю вам впредь себя так больше не вести.

— Что ж, — одобрительно улыбнулась его мать, — мой паренек всегда был смышленым.

К Хидэёси подошел оруженосец и доложил:

— Мой господин, Маэда и Нономура только что прибыли к крепостным воротам как официальные посланцы из Адзути. Господин Хикоэмон немедленно вышел к ним и проводил в покои для гостей.

Хидэёси отослал Москэ и принялся вместе с матерью рвать баклажаны.

— Богатый нынче урожай, верно? Ты сама удобряла грядки?

— Сынок, а разве тебе не следует поспешить к посланцам его светлости? — озабоченно поинтересовалась мать.

— Нет уж! Мне прекрасно известно, зачем они прибыли. Вместо того чтобы слушать их россказни, пособираю-ка я лучше баклажаны. Хорошо бы, кстати, послать их князю Нобунаге. Пусть полюбуется их дивным цветом. Как хороши, особенно когда забрызганы росой!

— Уж не собираешься ли ты вручить баклажаны посланцам, чтобы они передали такой ничтожный дар его светлости?

— Нет-нет, я отвезу их сам.

— Что?..

Хидэёси не успел ответить.

— Мой господин! Так вы идете? — спросил примчавшийся на огород, чтобы поторопить Хидэёси, Хамбэй.

Вздохнув, князь неохотно пошел за ним.