Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Отец Гнеччи смертельно побледнел и потупился. Люди, отправлявшиеся из Европы в далекие восточные края, конечно же не были трусами, но сейчас, слушая хладнокровные недвусмысленные рассуждения Нобунаги, отец Гнеччи почувствовал, что от страха его бьет дрожь. Ничто в облике Нобунаги не свидетельствовало о бесовстве; напротив, и внешность его, и манера говорить были весьма изящны, и все же отец Гнеччи невольно вспомнил о дьяволе. Ибо миссионеры давным-давно поняли: Нобунага — человек слова.

Совладав наконец с собой, миссионер пообещал:

— Я поеду. Встречусь с князем Уконом и постараюсь выполнить ваше поручение.

В сопровождении двенадцати всадников святой отец немедленно выехал в Такацуки. Распрощавшись с отцом Гнеччи, Нобунага довольно потирал руки: все идет в точности так, как задумано. Однако иезуит, которого князь, как ему казалось, сумел обвести вокруг пальца, оправившись от приступа страха, ликовал сейчас ничуть не меньше, чем Нобунага. Простой люд Киото давно догадался о том, что на земле найдется немного людей, столь же коварных и изощренных, как иезуиты. Прежде чем Нобунага сообразил призвать его к себе и дать поручение, отец Гнеччи уже успел несколько раз обменяться письмами с Такаямой Уконом, разъясняя тому, какие поступки угодны Богу, и старательно вбивая ему в голову, что человек должен в земных делах повиноваться своему господину. А господином Укона, да и Мурасигэ тоже, был не кто иной, как князь Нобунага.

Укон, отвечая иезуиту, не скрывал своих чувств.

«Я не знаю, как поступить, святой отец, — сетовал он. — По глупости я связался с мятежником Мурасигэ и отправил двоих сыновей заложниками в крепость Итами. Поэтому мои жена и мать противятся, чтобы я покорился князю Нобунаге».

Таким образом, для отца Гнеччи исход его миссии и последующее вознаграждение представлялись вопросом уже решенным. Он был убежден в том, что Укон в душе готов капитулировать перед Нобунагой.

Так и случилось. Вскоре Такаяма Укон объявил, что он не в силах равнодушно снести гибель своей веры и единоверцев, даже если жена и дети возненавидят его за такое решение. Можно пожертвовать собственной крепостью и своей семьей, говорил он, но нельзя сойти с праведного пути. Однажды ночью, тайно покинув крепость, он бежал в церковь Вознесения. Его отец, Хида, немедленно укрылся у Мурасигэ в Итами, горько оплакивая случившееся.

— Меня предал родной сын! — горестно восклицал он.

Мурасигэ, узнав о случившемся, кипел от возмущения, однако ему не удалось настоять на казни заложников, потому что среди его сторонников было слишком много людей, связанных с кланом Такаяма родственными или дружескими узами.

В конце концов военачальник махнул рукой и смирился с поражением. Теперь двое малолетних сыновей Укона стали для него обузой, и он передал их на попечение деду. Прознав о благоприятном повороте событий, отец Гнеччи вместе с Уконом отправился на гору Амано и попросил аудиенцию у Нобунаги.

— Вы хорошо потрудились, — похвалил святого отца князь, обрадованный удачным исходом дела.

Он одарил Укона уделом в провинции Харима, вручил ему шелковые кимоно и коня.

— Мне хотелось бы принять обет и посвятить мою жизнь Господу, — промолвил Укон.

Но Нобунага и слышать не хотел об этом:

— Ты, мужчина в расцвете лет, собираешься стать монахом? Да это просто смешно!

Итак, события складывались в соответствии с замыслами Нобунаги.

Размышляя о делах минувших, трудно сравнивать их с нынешними, потому что все меняется едва ли не ежеминутно. Не следует из последних сил цепляться за однажды избранную линию поведения, памятуя о том, что причин, по которым человек впадает в непомерное тщеславие, а в итоге прощается с жизнью, больше, чем грибов после дождя.

Уже подходил к концу одиннадцатый месяц, когда Накагава Сэбэй — человек, которого Мурасигэ считал своей правой рукой, — внезапно покинул его крепость и покорился Нобунаге. Князь, вопреки всем ожиданиям, заявил:

— Сейчас страна переживает воистину судьбоносное время, и нам не следует наказывать людей за небольшие провинности, — и не только покарал Сэбэя, но и одарил его тридцатью золотыми.

Золото и богатые наряды достались и трем приверженцам, бежавшим к Нобунаге вместе с Сэбэем, которого Укон убедил сдаться на милость Нобунаги.

Военачальники клана Ода роптали по поводу того, что перебежчиков принимают с непомерной добротой и щедростью. Нобунага прекрасно понимал их чувства, но не мог поступить иначе, желая добиться благоприятного перелома в ходе войны.

Его и самого раздражали бесконечные поиски примирения, дипломатические инициативы, терпимость и выдержка, и Нобунага отводил душу в яростных налетах на мятежные крепости. Неподчинившихся его воле князь карал с особой жестокостью. Взяв приступом крепость Ханакума в Хёго, он сжег все окрестные храмы и прилегающие деревни, наказывая без разбору стариков и юнцов, мужчин и женщин. Постепенно его тактика — предельная терпимость к одним и зловещая беспощадность к другим — начала приносить плоды.

Араки Мурасигэ оказался отрезанным от мира в крепости Итами — в твердыне, лишившейся сразу обеих фланговых опор.

— Если мы сейчас нанесем удар, он повалится наземь, как огородное пугало, — довольно заявил Нобунага.

Он не сомневался, что Итами его войско возьмет чуть ли не с первой атаки. Штурм объединенными силами был назначен на начало двенадцатого месяца. Однако сопротивление оказалось неожиданно яростным. В первый день штурм продолжался с утра до глубокой ночи. На поле боя остались сотни убитых и раненых воинов. Во второй день потерям утратили счет, но ни одна пядь вражеской земли так и не была взята. Самураи Мурасигэ старались не отставать от своего господина, славившегося отчаянной смелостью. Более того, когда сам Мурасигэ собрался было спустить знамя восстания и покориться, его родственники и командиры воспротивились такому решению, утверждая, будто Нобунага непременно отрубит головы всем добровольно сдавшимся мятежникам.

Известие о начале кровопролития в Итами быстро разнеслось по всей Хариме и повергло в дрожь власти в Осаке. Последствия войны чувствовались даже в таких отдаленных местах, как Тамба и Санъин.

Хидэёси в западных провинциях первым делом обрушился на крепость Мики, тогда как вспомогательные войска под командованием Нобумори и Цуцуи оттеснили армию Мори к границе Бидзэна. Хидэёси опасался того, что в ответ на призывы из столицы клан Мори двинет свое войско на Киото. В Тамбе клан Хатано, решив воспользоваться благоприятным моментом, поднял восстание. Акэти Мицухидэ и Хосокава Фудзитака, назначенные наместниками здешних мест, устремились к ним на подмогу.