Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Хидэёси мысленно уже смирился с неизбежным.

— Сёдзюмару, побудь здесь вместо меня, — распорядился он. — Скоро, как мне кажется, сюда должен возвратиться твой отец из боя в Такано.

— Мой отец сражается в Такано?

— Он руководит боем из паланкина.

— Так, может быть, мне лучше отправиться прямо туда? Принять у отца командование войском и попросить его прибыть к смертному одру господина Хамбэя?

— А ты рассуждаешь мудро. Так и поступи, если у тебя хватит мужества.

— Пока господин Хамбэй еще дышит, мой отец непременно захочет быть рядом с ним, — сказал Сёдзюмару. И, схватив копье, слишком большое для такого малыша, поспешно удалился в направлении темнеющей на горизонте гряды холмов.

Хидэёси, проводив мальчика взглядом, быстро пошел к хижине, в которой находился Такэнака Хамбэй. Как раз в это мгновение над ее кровлей взошла бледная луна. Возле постели больного дежурил лекарь, здесь же собрались и вассалы Хамбэя. Хижина представляла собой самую обыкновенную лачугу, но грубые циновки были застланы белыми покрывалами, а угол отгораживала раздвинутая ширма.

— Хамбэй, вы слышите меня? Это я, Хидэёси. Как вы себя чувствуете?

Хидэёси присел на краешек постели, глядя на покоящееся на подушке лицо друга. Может быть, такой эффект создавался из-за полумрака, но ему показалось, что лицо Хамбэя, подобно драгоценному камню, источало сияние. От одного вида Хамбэя Хидэёси захотелось разрыдаться.

— Скажите-ка, лекарь, — спросил он, — как наш больной?

Лекарь промолчал в ответ, давая понять, что смерть Хамбэя — это вопрос времени. А Хидэёси так хотелось услышать хоть какие-нибудь обнадеживающие слова.

Больной шевельнул рукой, видимо узнав голос Хидэёси, и, открыв глаза, едва слышно задал какой-то вопрос одному из своих слуг. Тот поспешил ответить:

— Его светлость нашли время посетить вас… побыть с вами в этот час…

Хамбэй кивнул, а затем показал что-то жестом.

Слуга, не поняв, чего хочет хозяин, вопросительно взглянул на лекаря, но тот лишь недоуменно пожал плечами.

И только Хидэёси понял, о чем именно просил Хамбэй.

— Вы хотите сесть? Не лучше ли вам остаться лежать? — обратился он к другу, уговаривая его, точно капризное дитя.

Хамбэй отрицательно покачал головой и еще раз показал слуге, чтобы тот помог ему приподняться. Соратники бережно попытались усадить его, но Хамбэй отстранил их и медленно поднялся с постели.

Как зачарованные, затаив дыхание, следили за ним Хидэёси, лекарь, вассалы и слуги. С трудом сделав несколько шагов к середине комнаты, Хамбэй с достоинством опустился на тростниковую циновку. Заострившимися плечами, худыми коленями, тонкими руками он сейчас напоминал девочку. Сжав губы, он отвесил такой низкий поклон, что присутствующим почудилось, будто его позвоночник вот-вот переломится пополам.

— Нынешним вечером мне пришла пора проститься с вами. Хочу поблагодарить вас за все милости, за все великодушие, проявленное по отношению ко мне за долгие годы, — тихо заговорил Хамбэй. Затем он на мгновение замолчал, собираясь с силами, и продолжил: — Листья падают или зеленеют, живут или умирают… Если вдуматься, краски весны и осени наполняют собой всю вселенную. Мне был по душе этот мир. Мой господин, мы с вами связаны кармой, поэтому вы и были так добры ко мне. Оглядываясь в прошлое, я сожалею не о своем участии в ваших деяниях, а лишь о том, что сумел оказать вам слишком ничтожную помощь.

Его голос стал тоньше нити, но речь струилась непрерывно. Затаив дыхание, присутствующие внимали этому скорбному откровению. Хидэёси сидел прямо, понурив голову, положив руки на колени, и внимательно слушал, боясь пропустить хотя бы слово. Всем известно: прежде чем погаснуть, лампа разгорается особенно ярко. Так и перед Хамбэем в этот краткий миг жизнь вновь предстала во всем разноцветье красок. Он продолжил говорить, отчаянно стараясь донести до Хидэёси свои последние мысли.

— Все события… все события и перемены, которые доведется претерпеть миру впоследствии… Я благословляю все это. Япония сейчас на пороге великих перемен. Мне бы очень хотелось поглядеть на то, что станет с нашим народом, но отмеренный мне земной срок уже на исходе, и этому желанию не дано сбыться. — Его речь постепенно становилась все более и более четкой, чувствовалось, что он вкладывает в слова свои последние силы. Одышка мешала говорить, но он упорно продолжал: — Но… мой господин… вы, вы сами не верите собственному предназначению. Не понимаете, что не случайно родились именно в это переломное время. Пристально всматриваясь в вас, читая у вас в душе, я не нахожу там честолюбия, достаточного для правителя всего народа. — Здесь Хамбэй на мгновение прервался. — До сих пор такая скромность шла вам на пользу и всем была по вкусу. Возможно, неучтиво напоминать вам об этом, но когда вы были в услужении у князя Нобунаги, вы вкладывали всю душу в эту службу, а когда стали самураем, то превыше всего поставили самурайский долг. Однако вы никогда не предавались несбыточным мечтам и не примеряли свои способности и силы к должности, вами еще не полученной. Этого я больше всего и опасаюсь. В соответствии с вашим образом мыслей вы, получив задание покорить западные провинции, непременно их покорите и будете вполне удовлетворены. Но не упустите из виду главное, позабыв о собственном высоком предназначении.

В хижине было так тихо, что казалось, будто Хамбэй остался в полном одиночестве. Хидэёси, застыв, слушал умирающего друга.

— Но… способность распоряжаться судьбами всего мира нуждается в развитии, потому что это воистину дар Небес. Соперничающие князья сражаются друг с другом за власть, похваляясь тем, что никому другому, кроме одного из них, не удастся вывести мир из хаоса и избавить людей от вечных несчастий. Но вот погиб обладавший столькими замечательными способностями Кэнсин, вот отошел в мир иной Сингэн из Каи. Великий Мотонари, владевший всеми западными провинциями, прощаясь с этим миром, завещал своим наследникам не переоценивать собственные силы и возможности, а два клана, Асаи и Асакура, сами добровольно вступили на гибельную тропу. Кто же решит этот великий вопрос раз и навсегда? У кого найдется воля, способная создать культуру новой эры, причем такую культуру, которую воспримет весь народ? Таких людей можно пересчитать по пальцам одной руки.

Хидэёси внезапно поднял голову, и сияние, исходящее из глаз Хамбэя, казалось, омыло его лицо. Хамбэй был при смерти, да и сам Хидэёси не знал, разумеется, сколько времени ему отпущено в этом мире. На какое-то мгновение их взгляды встретились и слились перед лицом самой Вечности.

— Я знаю, что в глубине души вы испытываете смущение, слыша такие речи, потому что состоите на службе у князя Нобунаги, и хорошо понимаю ваши чувства. Но Провидение ясно указало, какую именно — и сколь трудную — задачу надлежит решить Нобунаге. Ни вы, ни князь Иэясу по природе своей не способны переломить сегодняшнее состояние дел, у вас не хватило бы уверенности в себе, чтобы смело шагнуть навстречу превратностям судьбы. Вряд ли кто-либо, кроме князя Нобунаги, смог бы решительно вести страну в нынешней смуте. Но все это вовсе не означает, будто Нобунага сумеет обновить ее, добиться мира. Захватив западные провинции, атаковав Кюсю и умиротворив Сикоку, вы не добьетесь порядка в стране, четыре сословия не прекратят взаимные распри, свет новой культуры не возгорится, не будет заложен краеугольный камень процветания для грядущих поколений.