Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Обратясь к Хикоэмону, Хидэёси сказал:

— Ты встречался сегодня с Экэем. Каковы нынче планы Мори?

— Согласившись на их условия, мы могли бы подписать мирный договор немедленно, — ответил Хикоэмон.

— Вот уж нет! — сухо заметил Хидэёси. — На их нынешние условия я ни в коем случае не пойду. А что Экэй предложил вам, Камбэй?

— Пять провинций — Биттю, Бинго, Мимасаку, Инабу и Хоки, — если мы снимем осаду с крепости Такамацу и пощадим Мунэхару и его воинов.

— В высшей степени лестное предложение. Но если не считать Бинго, остальные четыре провинции, предложенные нам Мори, уже не в их власти. Если мы пойдем на такие условия, это вызовет подозрения в первую очередь у них самих. Стоит клану Мори узнать о том, что произошло в Киото, и они сразу думать забудут о мире. Если нам повезет, они об этом не узнают. Небо отпустило нам несколько часов, нельзя терять ни минуты.

— Третье число еще не миновало. Если мы предложим начать переговоры завтра, дело можно будет уладить за два-три дня, — заметил Хикоэмон.

— Нет, слишком долго. Необходимо начать немедленно, не дожидаясь рассвета. Хикоэмон, пришли сюда Экэя.

— Послать за ним прямо сейчас?

— Нет, постой. Приглашение в столь поздний час наверняка насторожит его. И следует заранее продумать все, что мы ему скажем.

Выполняя приказ Хидэёси, люди Асано Нагамаса начали задерживать и допрашивать всех путников, проходящих по окрестным дорогам. Около полуночи дозорные остановили слепца, шедшего, опираясь на тяжелый бамбуковый посох, и спросили, куда он направляется.

Окруженный воинами слепец остановился, по-прежнему опираясь на посох.

— Иду к родственникам в деревню Нивасэ, — произнес он с подобострастием.

— Если ты идешь в Нивасэ, то почему очутился здесь, в горах, да вдобавок глубокой ночью? — полюбопытствовал начальник дозора.

— Мне не удалось найти постоялого двора, поэтому я просто шел и шел, — ответил слепец, понурив голову и явно рассчитывая на всеобщее сочувствие. — Может быть, вы будете так добры объяснить мне, как добраться до деревни, в которой есть постоялый двор.

Начальник дозора внезапно приказал:

— Связать этого хитреца!

Слепец заволновался:

— Это ошибка! Я слепой музыкант из Киото, у меня есть даже грамота! Я живу там много лет. Сейчас моя старая тетушка в Нивасэ при смерти… — И для убедительности он прижал руки к груди.

— Лжешь! — сказал начальник дозора. — Глаза твои хоть и незрячи, да посох твой тебе не нужен!

Он грубо вырвал у слепца бамбуковый посох и разрубил его мечом. Из полости в стволе бамбука выпало свернутое в трубку письмо.

Слепец внезапно прозрел, глаза его сверкнули; метнувшись, он попытался вырваться из кольца воинов и удрать, но и лисьей хитрости не хватило бы справиться с двадцатью противниками. Воины схватили его, скрутили и взвалили на лошадь, словно куль с рисом.

Пленник разразился грубой бранью, и начальник дозора заткнул ему рот комом дорожной грязи. Хлестнув лошадь, воины поспешили доставить захваченного в лагерь Хидэёси.

Той же ночью другой дозор задержал горного отшельника. В отличие от подобострастного лжеслепца, отшельник держался высокомерно.

— Я послушник из храма Сёго, — торжественно заявил он. — Нам, горным отшельникам, часто приходится бродить целую ночь, ни разу не присев отдохнуть. Я иду не разбирая пути: есть тропа или нет, меня это не заботит. Что вы так недостойно меня пытаете — мол, куда я иду? Человеку, подобному странствующим по небу облакам и текущим по земле рекам, чтобы идти, не обязательно иметь в пути цель.

Отшельник еще долго распинался в том же духе, а затем попытался сбежать. Один из воинов подставил ему подножку древком копья, и отшельник с воплем грохнулся оземь.

Сорвав с него одежду, воины обнаружили, что отшельник на самом деле — монах-воин из Хонгандзи с тайным донесением клану Мори о событиях в храме Хонно. Его тоже взвалили на лошадь и отправили в лагерь Хидэёси.

Этой ночью удалось задержать всего двух тайных гонцов, но если бы хоть одному из них удалось проскользнуть через заслоны и выполнить поручение, уже на следующее утро в клане Мори узнали бы о гибели Нобунаги.

Лжеотшельник шел с известием по собственной воле, а лжеслепец оказался самураем из клана Акэти, и у него было послание Мицухидэ к Мори Тэрумото. Он вышел из Киото утром второго числа. В тот же день Мицухидэ отправил к Мори другого гонца по озеру в лодке из Осаки, но непогода задержала его в пути, и он прибыл на место слишком поздно.

— Мне казалось, что нам будет лучше встретиться с утра, — сказал Экэй после того, как поздоровался с Хикоэмоном. — Но в вашем письме сказано, чтобы я прибыл как можно быстрее, поэтому я отправился немедленно.

— Жаль, что пришлось поднимать вас с постели. Завтра с утра было бы и вправду лучше, и я крайне сожалею, что мое неудачно составленное письмо потревожило вас среди ночи, — возразил Хикоэмон.

Камбэй повел Экэя в заброшенное место, которое в народе называли Лягушачьим Носом, а оттуда — в пустой крестьянский дом, где проходили все их предыдущие встречи.

Удобно устроившись напротив Экэя, Хикоэмон прочувствованно произнес:

— Если задуматься, то нас с вами, должно быть, связывает общая карма.

Экэй торжественно кивнул. Оба вспомнили о своей встрече двадцать лет назад в Хатидзуке, когда Хикоэмон был главарем шайки разбойников-ронинов и откликался на имя Короку. Гостя у Хикоэмона, Экэй впервые услышал о молодом самурае с выдающимися способностями по имени Киносита Токитиро, которого позднее взял на службу в крепость Киёсу князь Нобунага. В те ранние годы, когда Хидэёси пребывал еще в низком звании, Экэй написал военачальнику Киккаве Мотохару следующее: «Правление Нобунаги продлится еще некоторое время. Когда его не станет, нам придется считаться с человеком по имени Киносита Токитиро».

Предсказание Экэя оказалось точным: двадцать лет назад он распознал выдающиеся способности Хидэёси, десять лет назад предугадал неизбежное падение Нобунаги. Однако нынешней ночью ему не дано было узнать, насколько точно сбудутся его слова.

Экэй не был заурядным монахом. Еще в юности, когда он был простым послушником, великий Мотонари, прежний князь Мори, пригласил его, простого послушника, к себе на службу. Пока Мотонари был жив, «монашек», как он любовно называл Экэя, сопровождал его во всех походах.

После смерти Мотонари Экэй оставил службу и пустился в странствия по стране. Когда он вернулся, его назначили настоятелем храма Анкокудзи; он стал умным и верным советником нового князя Мори Тэрумото.

На протяжении всей войны против Хидэёси Экэй настоятельно советовал начать мирные переговоры. Он хорошо знал способности Хидэёси и не думал, что западные провинции окажутся в состоянии сдержать его натиск. На его точку зрения влияло еще одно обстоятельство: многолетняя дружба с Хикоэмоном.