Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Так замысел Сёню получил единодушную поддержку. Военачальники один за другим принялись упрашивать его вручить им командование передовым отрядом. Каждый говорил, что хочет первым глубоко вторгнуться в расположение противника и нанести Иэясу смертельный удар в самом сердце его провинции.

Сходный замысел попытался провести в жизнь под Сидзугатакэ Гэмба, племянник Сибаты Кацуиэ, но безуспешно. И тем не менее Сёню собирался отстаивать план перед самим Хидэёси. Он объявил приверженцам:

— Завтра с утра мы едем в ставку в Гакудэн.

Всю ночь он почти не спал, обдумывая и уточняя свой замысел. На заре к нему прибыл гонец из Гакудэна.

— Сегодня князь Хидэёси пожелал осмотреть войска, и ему угодно прибыть в крепость Инуяма к полудню.

Выехав из Гакудэна, овеваемый мягким ветерком первых дней четвертого месяца, Хидэёси внимательно осмотрел вражеский лагерь на холме Комаки и укрепления в его окрестностях, а затем в сопровождении десятка оруженосцев и военачальников поскакал в Инуяму.

Каждый раз, встречаясь с Сёню, Хидэёси держался с ним как со старым другом. Повод к тому имелся: Сёню, Хидэёси и Инутиё не раз затевали совместные попойки, когда все трое были молодыми самураями на службе в Киёсу.

— Как здоровье Нагаёси? — осведомился он у Сёню.

Слух, будто Нагаёси пал в бою, не подтвердился. Оказалось, он тяжело ранен.

— Его горячность принесла нам несчастье, но поправляется он после своих ран удивительно быстро. Он только и говорит о том, как бы поскорее вернуться в строй и искупить свою вину.

Хидэёси, обратившись к одному из приверженцев, задал вопрос:

— Итимацу, мы сегодня осматривали вражеские укрепления на холме Комаки. Какое из них, по-твоему, самое неприступное?

Он любил беседовать с молодыми воинами, поучая их и вместе с тем давая им возможность высказываться без условностей и лишней почтительности.

Когда затевалась такая беседа, люди в толпе молодых приверженцев Хидэёси стремились не пропустить мимо ушей ни единого его слова. Да и сами в разговоре не терялись. Молодые люди говорили все горячее, поневоле начинал горячиться и Хидэёси. Дух беседы был таков, что, глядя со стороны, можно было принять ее за товарищеский спор равных, но никак не за совещание князя с подчиненными. Но когда Хидэёси принимал решение, он сразу же менял выражение лица — и все почтительно умолкали.

Сёню, восседая рядом с Хидэёси, решил переключить его внимание на себя:

— Мне тоже хотелось бы обсудить с вами один чрезвычайно важный вопрос.

Хидэёси откинулся назад, готовясь внимательно выслушать полководца, кивнул, а затем велел оставить их вдвоем.

В зале остались только Сёню и Хидэёси. Отсюда было далеко видно во все стороны, поэтому выставлять стражу не пришлось.

— О чем пойдет речь, Сёню?

— Сегодня вы совершили осмотр войск и, полагаю, составили себе мнение. Не представляются ли вам приготовления, проведенные князем Иэясу на холме Комаки, совершенно безупречными?

— Да, они хороши, ничего не скажешь. Не думаю, что кто-нибудь, кроме самого Иэясу, сумел бы управиться так быстро и умело.

— Я тоже несколько раз объезжал вокруг все оборонительные рубежи противника. Не знаю, каким образом нам удастся прорвать их, — заметил Сёню.

— Иэясу устроил так, что нам не остается другого, кроме как встать лицом к лицу, — ответил Хидэёси.

— Иэясу понимает, что на сей раз имеет дело с достойным противником, — продолжил свою речь Сёню, — потому он и действует с таким рвением и предусмотрительностью. И нам, и нашим союзникам понятно, что мы впервые встречаемся в решительном бою с прославленным войском Токугавы. Иного решения нет, будем стоять лицом к лицу.

— Да, происходящее необычно. В последние дни даже ружейной пальбы не слышно. И это — война! Битва, в которой ни одна из сторон не хочет сражаться по-настоящему.

— Если князь позволит, я хотел бы кое-что показать…

Сёню опустился на колени, разложил на полу карту и тщательно обосновал свой замысел.

Хидэёси слушал с явным удовольствием и несколько раз в ходе рассказа кивал, но, судя по выражению лица, не собирался одобрять предложенное без серьезных оговорок.

— Если я получу ваше разрешение, то силами своего клана обрушусь на Окадзаки. Лишь только мы вторгнемся в родную провинцию клана Токугава и атакуем Окадзаки, когда Иэясу станет известно, что копыта наших коней топчут его родину, то мощь укреплений, воздвигнутых на холме Комаки, и его собственное полководческое искусство, пусть и выдающееся, потеряют всякое значение. Он оставит поле боя, не дожидаясь нашего нападения.

— Я над этим поразмыслю, — сказал Хидэёси, избегая утвердительного ответа. — Вы тоже все это еще раз хорошенько продумайте, хотя бы нынешней ночью. Попытайтесь забыть, что данный замысел принадлежит вам, попробуйте оценить его со стороны. Эта смелая и отважная затея смертельно опасна для того, кто возьмется ее воплотить.

Замысел Сёню был нов и сумел удивить даже самого Хидэёси, но ум последнего был устроен иначе, чем у Сёню.

Ведя войну, Хидэёси старался не прибегать к хитроумным замыслам и неожиданным нападениям. Полководческому искусству он предпочитал дипломатическое, быстрым и легким победам — постепенное и неторопливое овладение положением. Даже если для этого надо было запастись терпением.

— Так что не будем спешить, — сказал Хидэёси. А затем смягчил смысл сказанного: — Я приму решение за ночь. Прибудьте ко мне в ставку завтра утром.

Приверженцы Хидэёси, дожидавшиеся князя снаружи, обступили его. Когда они подошли к выходу из главной крепости, им попался на глаза странно одетый самурай, лежавший на земле неподалеку от того места, где были привязаны их кони. На голове и одной руке у самурая были повязки. Поверх доспехов на нем был белый плащ, расшитый золотом.

— Кто это?

Самурай с трудом поднял голову:

— Мне стыдно назвать имя, но меня, мой господин, зовут Нагаёси.

— Вот как? Нагаёси! Я слышал, что тебе велено оставаться в постели. Как твои раны?

— Я решил во что бы то ни стало подняться.

— Не утруждай себя так. Как только вернутся силы, ты сможешь смыть бесчестье, но торопиться сейчас некуда.

Услышав слово «бесчестье», Нагаёси заплакал.

Он достал из складок плаща письмо, благоговейно вручил его Хидэёси и вновь простерся ниц:

— Для меня будет великой честью, если вы, мой господин, это прочтете.

Хидэёси кивнул. Ему было жаль несчастного.

Совершив намеченную на день поездку на поле предстоящего сражения, Хидэёси к вечеру вернулся в Гакудэн. Его ставка, в отличие от неприятельской на холме Комаки, находилась не на возвышенном месте, но Хидэёси удалось наилучшим образом использовать окрестные леса, поля и реки, так что расположение его войска, занимающее площадь в два квадратные ри, оказалось окружено рвами и частоколами.