Эйдзи Ёсикава - Честь самурая

Никто уже не притворялся, что слушает Токитиро вполуха. Люди притихли, но не покорились. Они и не намеревались помогать новому начальнику, хотя и были напуганы.

— Я разбил весь участок на пятьдесят отрезков. Каждой десятке поручаю отвечать за четыре кэна. В десятку входят три плотника, два кровельщика и пять каменщиков. Десятники будут надзирать за пятью группами рабочих, отвечая за качество работ. Запрещаю переходить из одной десятки в другую. Как только освободится хотя бы один человек, немедленно отправляйте его ко мне. Работать будем не теряя ни минуты.

Люди неохотно кивали. Им не нравились ни преподанный урок, ни работа по новым правилам.

— Чуть не забыл! — громко произнес Токитиро. — Каждой десятке я придаю восемь грузчиков и двух подсобных рабочих. Как я видел, мастеровые свободно покидали рабочее место, отлынивая от своего дела. Таскали бревна, например. Рабочий на своем месте — тот же воин в строю и не имеет права отлучаться со своего поста. Он не должен разбрасывать свои инструменты. Плотник, кровельщик, каменщик обязаны бережно относиться к ним. Это все равно что воину бросить меч или копье на поле боя.

Токитиро разбил людей на десятки и оглушительно закричал, словно поднимая воинов в атаку:

— За работу!

Токитиро нашел занятие и двум своим помощникам. Он приказал одному из них бить в барабан в ритме войскового марша — один удар через каждые шесть шагов, и это означало: приступить к работе. Двойной удар барабана означал перерыв.

— Всем отдыхать! — Токитиро отдавал распоряжения, стоя на огромном валуне. Он тщательно следил за выполнением каждого приказа.

Непочтительность и непослушание как рукой сняло. На стройке кипела яростная работа, похожая на боевые действия. Люди обливались потом, но это был пот вдохновения. Токитиро, молча наблюдавший за ними, никого не хвалил. «Рано еще», — думал он.

Закаленные многолетним трудом, строители берегли силы. Со стороны казалось, что они работают на пределе возможностей, но впечатление было обманчивым. Действовали они вполсилы. Сопротивление новому руководителю приобрело замаскированную форму. Всю недолгую жизнь Токитиро привык на работе надрываться, он знал подлинную цену настоящего труда.

Ошибочно считать, что работа требует лишь физических усилий. Не будь она исполнена духа, не различался бы пот, проливаемый человеком, и тот, что покрывает бока волов и лошадей. Стиснув зубы, Токитиро размышлял об истинной природе труда и трудового пота. Эти люди работают только для того, чтобы есть или кормить родителей, жен и детей. Работают ради пищи, чревоугодия, не возвышаясь над собой. Грош цена такой работе. Их желания ограничены и жалки, так что Токитиро в глубине души испытывал к ним жалость. «Я тоже был таким, — думал он. — Разумно ли ждать великих дел от людей, погрязших в жалких мечтах? Если не внушить им более высокие помыслы, то они будут работать по старинке».

Токитиро не заметил, как пролетело полдня, шестая часть отпущенного ему времени. Осматривая со своего командного пункта панораму работ, он с грустью убеждался в том, что за полдня почти ничего не сделано. Повсюду сновали люди, но результат их суеты оказался плачевным, следовательно, через два с половиной дня Токитиро ожидает сокрушительное поражение.

— Полдень. Бейте в барабан! — распорядился Токитиро.

Шум и гам мгновенно смолкли. Работники достали свертки с едой. Токитиро вложил меч в ножны и удалился со стройки.

Послеполуденные труды ничем не отличались от утренних, но порядок заметно ослаб и приметы скрытого непослушания стали заметнее. Сейчас они работали как под началом Ямабути Укона, если не хуже. Все получили приказ работать без отдыха и сна. Они знали, что целых три дня и три ночи их не отпустят из крепости. Работа требовала непривычных усилий, значит, они все бессовестней отлынивали от дела.

— Прекратить работу! Всем вымыть руки и собраться на площадке!

Было еще светло, поэтому приказ прозвучал неожиданно. Забил барабан.

— Что случилось? — растерянно спрашивали строители у десятников, но в ответ получали лишь тумаки. Люди вышли на площадку, заваленную бревнами. Их взору предстали горы съестного, бочонки сакэ.

Токитиро велел всем сесть на соломенные циновки, камни и бревна. Сам он сел на камень в центре круга. Он поднял чашечку с сакэ.

— Похвалиться нам нечем, но в запасе у нас два дня. Один пролетел, но я верю, вы сделаете невозможное. Ешьте, пейте и веселитесь.

Он держался не так, как утром, и первым осушил свою чашечку.

— Не стесняйтесь! А кто не любит сакэ, принимайтесь за еду!

Люди застыли от изумления, их охватило беспокойство за судьбу работ.

— Эй! У нас полно сакэ! Не важно, сколько мы его выпьем. Мы в крепости, а значит, оно не иссякнет! Потом попоем, попляшем или завалимся спать. Проспим до сигнала барабана, — заплетающимся языком проговорил Токитиро.

Работники почувствовали расположение к новому начальнику. Их отпустили до срока, вволю напоили и накормили. Приятно, что начальник не гнушался угощаться вместе с ними.

— Молодой, а кое-что смыслит в жизни!

Сакэ ударило в головы, и работники начали балагурить. Десятники мрачно и недоверчиво смотрели на Токитиро.

— Ничего не скажешь, парень ловок, но понятно, почему он так старается, — говорили они, пылая ненавистью к Токитиро.

Они не притронулись к угощению, всем видом показывая, что строительная площадка не самое подходящее место для возлияний.

— Как настроение, господа десятники? — Токитиро с чашечкой сакэ в руке подсел к ним, не обращая внимания на их злобные взгляды. — Почему не пьете? Полагаете, верно, что на десятниках лежит больше ответственности, чем на военачальниках? Но вы не правы. Сами посудите: выше головы не прыгнуть, море рукавом не вычерпать. Если я ошибся и нам не управиться за три дня, дело закончится моим самоубийством.

Токитиро наполнил свою чашечку и заставил выпить ее одного из десятников, того, который сидел с перекошенным от злобы лицом.

— Коли мы заговорили о важных делах, скажу откровенно: меня тревожит не разрушенный участок стены и не страшит собственная смерть. Душа болит за судьбу нашей провинции. Если ремонт стены занимает более двадцати дней, это свидетельствует о слабости боевого духа, которая обрекает провинцию на бесславную гибель.

Он говорил убежденно и страстно, так что слушавшие его поневоле люди обратились в слух. Токитиро взглянул на звезды в вечернем небе и горестно вздохнул:

— Всем вам доводилось наблюдать расцвет и упадок провинций. Вы знаете, как тяжело живут люди в провинциях, подпавших под власть врагов. Такому горю ничем не помочь. Князь, его приближенные и все мы, вплоть до самурая самого низкого ранга, помним о необходимости оборонять провинцию от неприятельского нашествия.