Михаил Садовяну - Братья Ждер

Оба брата со своими пленниками прибыли в Васлуй вовремя. Вместе с ними прибыл и синьор Гвидо с постельничим. Штефан Мештер полагал, что должен отпраздновать свои именины, хотя истекший год его беспокойной жизни принес ему мало радости. А синьор Гвидо Солари считал своим долгом присутствовать на тезоименитстве князя. Как ему рассказывали, этот день, приходившийся на третий день святок, праздновался в Сучаве пышно — с пиршествами, музыкой и танцами. Молодежь, по стародавнему обычаю, ходила «с плужком» или «с козой», «с лошадкой» или «медведем» либо «играла свадьбу» в канун святого Василия. Боярские сыны и служители двора составляли ватаги для колядок, звонили в колокольцы, играли на свирелях и на волынках, водили хороводы вокруг козы и медведя, играли на цитрах, а князь принимал всех на крыльце и одаривал калачами и деньгами.

Но на этот раз всех, кто прибывал, удивляла тишина, царившая во дворце.

В эти короткие декабрьские дни то вдруг начинал валить снег, то текли ручьи, то с юга мчались тучи, то на несколько часов появлялось солнце. В день святого Штефана не шел дождь, не валил снег, но не проглядывали и солнечные лучи. Легкий полуденный ветер грустно посвистывал в оголенных деревьях, разросшихся перед княжеским дворцом. В домах, хижинах и бараках воинов был покой, ниоткуда не доносилось ни одного веселого звука. Да и во дворце и люди и вещи казались печальными.

Конюшие направились было во дворец, чтобы передать пленников дворцовой страже, после чего хотели умыться и переодеться, чтобы в подобающем виде предстать перед господарем. Однако не успели они приблизиться ко дворцу, как навстречу им вышли два привратника. Оказалось, князь увидел в окно отряд рэзешей с пленниками и повелел остановиться, сказав, что сам сейчас выйдет.

— Государь один? — удивился Ионуц.

— Да, один, — подтвердил привратник. — Утром были бояре, господарь принимал их по очереди, по три-четыре человека, благодарил за поздравления. А когда все собрались, пожелал поздравителям хорошо отпраздновать этот день, добавил еще кое-что и всех отпустил.

Ионуц шепотом спросил у Симиона и постельничего:

— Что бы это могло значить?

Симион пожал плечами.

— Посмотрим, — проговорил постельничий.

Ждер улыбнулся:

— Меня больше беспокоит наш итальянец, ведь он ничего не ел со вчерашнего дня в предвкушении пира.

Затем он обратился к привратникам:

— Стало быть, князь приказал привести пленников?

— Сие нам неизвестно, честной конюший Ону. Государь приказал вашим милостям явиться в том виде, в каком вы прибыли.

— А когда же мы успеем переодеться к столу?

— К какому столу, честной конюший?

— К столу, накрытому в честь тезоименитства господаря.

— Нынче для двора готовится скромный обед, а в кухне господаря повара сидят, сложа руки. Князь соблюдает пост. Отец архимандрит сказал, что нынче пришел скорбный день, ибо на страну напали нехристи, и посему господарю не до пиров, душа его возносится в молитвах. Сии слова все мы слышали. В прежние годы, честной конющий Ону, было иначе.

Переговариваясь таким образом, конюшие вновь сели на коней. Отряд рэзешей въехал во двор и выстроился как стена перед крыльцом. Простые пленники, безоружные, остались на левом фланге. Храна-беку было дозволено занять место рядом с конюшим Ону, взявшим его в полон. Возле Храна-бека остановил своего коня и постельничий Штефан Мештер. Конюший Симион и посол Венеции встали чуть поодаль. В это время парадные двери распахнулись, и появился Штефан-водэ безо всякой свиты, в той одежде, в которой он обычно бывал в воинском стане и на молебствиях.

Он вышел с непокрытой головой и, остановившись на крыльце, оперся руками о перила. Конюший Симион снял шапку и склонился:

— Долгих лет тебе, государь!

Рэзеши все разом сняли шапки и, положив их, как учил Ждер, меж конских ушей, в один голос прокричали:

— Буди здрав, государь!

— Благодарствую, любезный конюший, — ответил Штефан-водэ. — Благодарю вас всех. Душа моя с удовольствием приемлет поздравления ваши и тот дар, что вы, как я вижу, мне преподносите.

Лицо князя посветлело, он ласково улыбался. Седины светлым ореолом увенчивали его голову, и рэзеши, увидев его таким, возрадовались в сердцах, полагая, что бог вселил в князя веру в победу.

Штефан-водэ поклонился синьору Гвидо и поманил его рукой, приглашая подойти поближе. Синьор Гвидо быстро соскочил с коня, бросил поводья своему слуге и поспешил к господарю.

— Подойди, и ты, конюший Симион, — продолжал Штефан-водэ. — Я полагаю, что это пленники из Войнясы, о коих уже известил меня боярин Маноле Черный.

— Да, пресветлый князь.

— И среди них Храна-бек?

— Храна-бека представит мой младший брат, конюший Ону.

— Скажи, чтоб представили мне всех.

На мгновенье голос князя стал резче.

Конюший Симион повернул коня к левому крылу отряда. Вытащив сабли, рэзеши подтолкнули пленных к князю. По распоряжению Симиона и Ионуца измаильтянских всадников построили в пятнадцать рядов, по дюжине в каждом ряду. Как им было приказано, турки проехали несколько шагов вперед, затем спрыгнули с коней и толпой двинулись к крыльцу, чтобы встать на колени перед князем.

Храна-бек спокойно слез с коня, приблизился к крыльцу и на первой ступеньке преклонил колено. Ионуц и Ботезату тоже спешились и стали за спиной Храна-бека.

— Пока господь рассудит нас, — мягко проговорил Штефан-водэ, обращаясь к бею, — я считаю тебя, Храна- бек, своим гостем и отдаю во власть слуги моего, конюшего Ону Черного.

Георге Ботезату перевел измаильтянскому бею добрые слова господаря. Храна-бек поднялся и по-восточному приветствовал князя, поднеся руку к сердцу, губам и ко лбу, после чего вновь склонил голову.

— Ну, теперь сей военачальник грабителей, — сказал со вздохом Штефан Мештер конюшему Симиону, — уже не сможет вернуться к султану, ибо там его ждут немые палачи с шелковой удавкой. А здесь господарь милостиво встретил его — так он нынче празднует свои именины.

— Других пленников обыскать и отвести потом в Сучаву, — приказал князь. — Судьбу их решит отец Амфилохие. А Храна-бека, конюший Ону, отправь в Тимиш.

Господарь ушел. Конюший Симион повторил его приказания начальнику дворцовой стражи и передал ему приведенных пленников. Тем временем отец Амфилохие известил прибывших, какие покои им отводятся и когда им следует пожаловать к столу. Венецианский посол направился на поиски синьора Джузеппе; Штефан Мештер и конюшие были приглашены на обед в княжеские покои. Переодевшись, отдохнув и подкрепившись за трапезой, они предстали пред архимандритом.

Видно было, что архимандрит устал, бледное лицо его носило следы глубоких забот и тревоги.