Михаил Садовяну - Братья Ждер

— Рад слышать такие слова, — ответил Ждер, не глядя на своего спутника. — Только помнится мне, государь, когда ты рассказывал мне об этом в первый раз, ты горел как в огне.

— Тогда я жаждал больше, теперь — поменьше.

Ждер украдкой взглянул на княжича. Хвастовство Алексэндрела, старавшегося уверить спутника в своем мужестве и в любовных победах, отдаляло их друг от друга. Сын конюшего нашел в том лишнее для себя оправдание: все существо его снова радостно раскрылось навстречу июньскому утру.

В одиннадцатом часу дня Алексэндрел приехал со своими спутниками в стан князя.

Отроки-служители поставили шатер господаря в самом устье долины. Шестьсот конников охранной дружины были спешены. Неподалеку виднелись скопления переселенческих возов.

Господарь вышел к толпе православных, прибывших из-за Днестра. Он был с обнаженной головой, и спэтар держал знаки его власти. Поставленный служителями серебряный складень сверкал в лучах солнца. Священник Хотинской крепости вознес хвалу творцу всего сущего. Толпа переселенцев опустилась на колени; воины, державшие коней под уздцы, низко склонили головы. После богослужения дьяк приложил княжескую печать к дарственной грамоте, а старейшина скитальцев, избравших местом жительства Молдавское княжество, шагнул к князю, пал ниц и поцеловал землю у его ног.

— Добрые христиане, — обратился к ним господарь на их родном языке. — Вот вам дарственная грамота от нас. Дарю землю эту вам и наследникам вашим. Стройте село, копайте пруд. И живите на молдавской земле: она даст вам хлеба и милости. Вот тут указаны рубежи ваших владений на веки вечные. Пусть служители наши поставят межевые знаки. И на дальнем рубеже я побью посохом нашего сына, дабы он помнил это наше повеление.

В трепетном сиянии летнего полдня уходили к Днестру безлюдные просторы. Скитальцы отдали земной поклон, славя великого государя. Затем все двинулись в сторону холмов и лесов, отмечая рубежи; а у дальнего дуба над кручей князь коснулся посохом затылка сына. Старики возили за собой детей, голубоглазых, вихрастых, и у каждого межевого знака, опустив на землю, били их прутьями, дабы они, омывшись слезами, навсегда запомнили увиденное.

В тот же день в лесу застучали топоры пришельцев, отбиравших себе бревна и стояки для хат и землянок. Княжеский поезд повернул на север. Ждер держался около княжича, дожидаясь минуты, когда Штефан обратит на него благосклонный взор.

Господарь был погружен в глубокую задумчивость. Когда они достигли берегов Прута, служители приготовили ему колымагу. Гонец из Сучавы доставил Штефану грамоту, которую он, хмуря брови, тут же внимательно прочитал. Затем колымага быстро покатила к месту следующего привала. За ней скакал княжич с конным отрядом. К заходу солнца Штефан поднял глаза. Словно яркий свет озарил его изнутри: он улыбался.

— Ты здесь, Алексэндрел? — спросил он.

— Здесь, государь.

— Есть вести из Кафы [40] Кафа — нынешняя Феодосия в Крыму. .

— Добрые вести, государь?

— С божьего соизволения, добрые. И от крымского хана прибыл гонец.

Алексэндрел не осмелился задать вопрос.

Князь встряхнул головой.

— Где младший Ждер?

— Тут я, государь, на этой стороне, — смиренно вздохнул сын конюшего.

— Расскажи мне, Ждер, как читает ваш тимишский поп житие святых царей Константина и Елены.

— Пресветлый государь, мне не рассказать так, как это делает родитель мой, конюший. Я только знаю, что отец Драгомир, прозванный прихожанами Чабаном, с великим старанием служит свои молебны. Так что наши люди довольны. Все у него выходит ладно, только он жаловался моей матушке на счет этих «чертовых житий». И еще укорял он как-то моих земляков, что живут они целый век и все ни зовут его на похороны. «Может ли жить пастырь, когда никто из его паствы не умирает?»

— Каждый добивается своей правды, — мягко заметил господарь. — В крепости меня еще дожидаются сеньор Антонио, зодчий, который завершает строительство Путненской обители, и отец Мартиниан Афонский, искусный в настенной росписи. В Кафе мастера изготовили для нас церковную утварь и ризы. Теперь их изделия в пути. Любезный сын мой Алексэндрел, изволь спросить у своего служителя, чему он улыбается.

— Государь, — ответил с поклоном Ионуц, — отец мой конюший радуется, что Молдова обрела хозяина. Раньше, сказывает он, страна была что ножны без сабли.

Князь рассмеялся. Всю дорогу до Сучавы он был в добром расположении духа.

Самые удивительные новости из всех, которые предстояло узнать Штефану, содержались в грамоте, привезенной посланцами крымского хана Менгли-Гирея.

«Мы, Менгли-Гирей, солнце и повелитель мира, могущественнейший и славнейший из всех князей Ордынских, гроза Востока и Запада, истинный наследник Чингисова и Батыева престола; угоднейший Аллаху делами нашими и родителя нашего Хаджи-Гирея, отписываем тебе, Штефану Молдавскому, дабы ты ведал, что пес Мамак, сын шлюхи, свивший вонючее гнездо свое за Волгой, намеревается наслать грабительские орды в Ляшскую страну и Молдову. Известно нам от купцов наших, а также из дел твоих с королем Матяшем, что ты усерден и не дремлешь; так зорко блюди рубежи и остерегайся. И знай, что разбойник сей готовится погнать в сторону заходящего солнца свои войска, словно дикие табуны; ибо, хоть мы и развеяли их в пыль и прогнали в пустыню, он собрал кочевников из Азии и снова обрел силу. И покуда не восстанем мы и не растопчем его копытами наших коней, остерегайся его набега и разорения. И да будет тебе ведомо, что мы о том оповещаем и ляшского короли Казимира, дабы он тоже подготовил каштелянов и ратников. Да ниспошлет тебе Аллах здоровья и победы».

В канун праздника Иоанна Нового, покровителя Молдавского господарства, князь Штефан достиг стольного города. Исповедавшись в алтаре митрополиту Феоктисту, он преклонил колена у раки с мощами святого, прося у него заступничества перед Иисусом Христом и богородицей и сил в тяжких испытаниях, предстоящих стране. И неожиданно, словно божье откровение, явилась ему мысль, отвечавшая его неусыпным раздумьям. Когда он стоял в большой печали, преклонив колони и глядя широко открытыми глазами на раку святого, было ему видение: возник перед ним белгородский мученик, указующий перстом в сторону прибрежья. Затем, поднявшись во весь рост, святой повел рукой вверх по течению Днестра по направлению к Сорокским степям. Великомученик стоял, словно страж, в пронизанном сиянием воздухе, и князь между тем видел, как ордынцы, по своему обычаю, с молниеносной быстротой мчатся в сполохах пожаров, сея гибель, орудуя саблями, копьями и арка- нами. И снова пошевелился Христов воин Иоанн и рукой сделал движение, как бы охватывающее ногайские полчища. Смиренно поднявшись и получив благословение митрополита, Штефан собрал в крепости всех своих тайных советников для принятия решений, но не обмолвился ни словом о своем видении.