Евгения Демина - Хозяйка мельницы

Получилось так, что расселись на вёслах не по-людски. Слева — Аскольдов отряд, справа — древлянские бойники. И каждый — кто во что горазд. Привыкли славяне грести широко, расправлять вольно крылья, но свейский змей парить не умел. Мало того, что доски скрипят и топорщатся, будто он задыхается, да настил чешуёй отваливается: говорят, так воду проще вычерпывать, если ладья нахлебалась — так и вёслам не развернуться. Зацепились вёсла. [64] Доски… настил… вёслам не развернуться — корабли викингов имели более гибкие борта, палубные доски не закреплялись, грести нужно было короткими и быстрыми взмахами.

— Сказали тебе, короче греби, — напустился Светозар на Ждана, сидевшего за ним. — Размахался тут.

— Виноват я, что у тебя руки криво растут? Привык саблей направо-налево.

— Чего?

— Того. Мне лучше знать. Я сызмальства на перевозе робил, пока к вам не подался.

Княжич оставил весло отцу, Ждан по привычке хотел выдернуть из уключины, задел за третье. Драккар завернуло вправо.

— Счас в реку обоих скину! — Ростислав топнул, планка скосилась, и он сам чуть не свалился под скамью.

— Оглоблю свою поднимите, — сказали сзади Лют и Гордей. Третье весло было их. — Косы, что ль, заплетаете.

— А вы не видите, им некогда? — откликнулся князь. — Мне, старику, одному веслом ворочать, а у них кулачный бой… Сядь что ли!

С других скамеек пришли разнимать. Свеи не выдержали:

— Уже назад поворачиваете? Утопите свой плот к воронам. Оружие там ваше, между прочим.

— Да уж, чем ссориться, лучше бы спели, и дело бы дружней пошло, — сказал кто-то с носа.

— Только не те, ясские, которые от прадеда Роскина. Протяжные больно, совсем запутаемся. Быстрое что-нибудь.

Славяне приободрились. Солнце радостно встряхнуло головой, засамоцветилась вода, заскакали буруны у киля. И даже вёсла всплёскивали слаженно под «За весною лето, за ветрами ветры, заплету их в водограй по-над зиркой светлой». [65] За весною лето… — примерные слова к гуцульскому аркану — сакральному мужскому танцу.

Лето отозвалось на своё имя и ласкалось к кораблю. Мрачнели только варяги. Ингвар тихонько завыл.

— Конец-то будет? — спросил Торстейн.

— Должен, — на миг отвлёкся Ростислав и снова спрятался в разноголосье.

У берега замелькали лощёные спины.

Драккар заносило влево.

— Плот-то, может, отвязать? — раздался голос из-под борта. — При одних зубах ведь останемся.

— Не надо, — конунг снял с борта алый щит, взял своего Сеятеля и вышел к затылку дракона. — Тихо все! Грести по моим ударам. Молча.

Видел он такое — то ли у ромеев, то ли у других южан.

Воины присмирели. Эрик с гордостью посмотрел на воспитанника. В полной тишине застучал меч по туровой коже — и вёсла по воде. Ладья пошла ровно. Правда, Асмунду, который был в паре с Аскольдом, пришлось теперь работать за двоих, но на силу он не жаловался.

На берегу младшие Ростиславичи выливали из сапог воду.

Берег встретил широкой поймой, заросшей багуном [66] Багун — багульник. и клюквой. На тальнике засохла ряска. Видно, весной в устье Сожа хозяйничал болотник.

Драккар освободился от мачты. В другую погоду его перевернули бы килем кверху и насадили на брёвна разобранного плота — навесом от дождя. Сейчас побоялись, что рассохнется. На бок всё-таки уложили — проверить еловую прошву. [67] Еловая прошва — доски соединяли не гвоздями, а еловыми корнями, чтобы борта были более гибкими и выдерживали напор волн. Потом Фреки объяснял древлянам, что колоду, на которой держится мачта, называют «старухой», а для руля — «бородавкой».

Кто выслеживал зайца, кто ушёл поглубже в лес — за птицей и за хворостом. Аскольд и Варди, по пояс в воде, глушили лапами рыбу.

Присел на корточки Владислав, достал из-за пазухи лепёшки: совсем забыл про них. Под шкурой не размокли. Одну опустил в Днепр: много он сегодня натерпелся. Пропустил — и то спасибо.

Аскольд собрал добычу в ивовое тенёто и поднял голову:

— Владко? Печево-то откуда? Сёстры в дорогу собрали?

— Ага, сестра. Твоя, — Булгарин подошёл зачерпнуть воды: любимый котелок он не забыл.

Аскольд зачем-то отвернулся.

— Чего? — обиделся Владко.

— Ничего. Ешь.

Владко принюхался.

— Нет уж, скажи.

— Что говорить? Откуси — сам поймёшь.

Откусил. Проглотил.

— Обычная лепёшка.

Аскольд нахмурился.

— Дай-ка попробовать… Она что, готовить научилась?

— А что — не умела?

— Не очень. У нас родители умерли, ей одиннадцать лет было. Хотели к тётке на воспитание. К отцовой сестре. Хильдико руками и ногами за косяк: «Не отдавай! Не поеду, не хочу!». А когда она плачет, мне самому плохо — так уж она ворожит. Тётка вокруг нас походила, носы нам поутирала — так и уехала. Мы остались: я с дружиной, и сестра всё время рядом вертится. У Эрика дочери — научили её чему-то. Прясть-вышивать умеет, но не особенно любит. А тут, видно, сёстры ваши постарались, хоть хозяйку из неё сделают.

— Кто ж её теперь замуж возьмёт? — притворно вздохнул Братислав и подмигнул брату.

— Кто там хворост собирал? — крикнул Варди. Брызги на соломенных косах были как роса на стоге. — Пожарить хватит? Или сырую есть?

На берегу разводили руками: или готовить, или ночью греться. Валежника, как назло мало, ветки рубить не велят — ни кусты, ни деревья. Всё шумят: «Уйди! Уйди!». Врагов чуют. Комары вообще изверги. Даже в такую жару.

— Не замёрзнем, — буркнул Братин. — А поесть горячего охота.

— Пока готовим, обсохнем, — подхватил Светан. — Клюкву варить хочешь?

— Ага. Сюда бы нашу Рогнеду, она бы наварила… И чабрецом бы напоила, и клюквой…

Владко вертел стебель багна. Листья как кованые. Спать тут нельзя — одурманит. Зато гнус отгоняет. Дальше уйдёшь — съедят.

— Смеётесь надо мной. А помнишь, Светан, как в баню за девками подглядывал?

— Да когда это было?

— Когда? Когда женат ещё не был, — расселись, где берег посуше и вместо болотного цвета — девясил и конюшина. Владко и Святча складывали костёр. — Мы тогда с Гордеем и Вадимом дружили. Они постарше нас, мы хвостом за ними ходили, хотели во всём как они быть. Подбили нас как-то потешиться. Сначала сами посмотрели, потом нас по очереди подсаживали. Светан, значит, перекинулся, чтоб не узнали. Голову в оконце просунул. Оно заволошн ое, узкое, а холка у братца — ого какая. Да ещё просунуться подальше надо, во все углы заглянуть. Он и застрял. Туда-сюда. Никак. Девки видят: морда мохнатая сверху торчит и жалостливо так смотрит. Ух, порадовались. Целый день листочками плевался. Все веники об него ободрали. Покусал кого-то.

— Тебе смешно, — Владко аж согнулся — получил под рёбра.

— Смешнее Вадиму с Гордеем было, когда ты у них на плечах потоптался. Когтищи — хоть зашивай. Он с ними с тех пор не дружит.