Ф. Самойлов - Вася Алексеев

Путиловцы возмущались, слушая, как он отговаривал заводских представителей от участия в демонстрации молодежи. Она все-таки состоялась — вопреки его стараниям — в середине мая. Молодые путиловцы вышли на Марсово поле. Навстречу двигались колонны ребят с «Лесснера», с Обуховского, «Сименса-Шуккерта», с Пороховых. Красные знамена спускались на площадь с выгнутой спины Троицкого моста, колонны демонстрантов выносили их из устья широкой, как река, Миллионной улицы, из стиснутого горла Садовой.

На плакатах были требования: «Шестичасовой рабочий день для подростков!», «Всеобщее бесплатное обучение!», «Долой эксплуатацию детского труда!», «Мир — хижинам, война — дворцам!», «Да здравствует социализм!»

Иван Скоринко раздельно и громко, во весь голос, читал лозунги, написанные на плакатах, то и дело оборачиваясь к друзьям:

— Эх, ну где, вы только мне скажите, этот Шевцов? Пусть поглядит, чего требует молодежь. Скучно станет ему…

Высокий, остроглазый Иван зорко оглядывал поле, заполненное девушками и подростками:

— Вон синюю хоругвь несут. Ей-богу, одна на всю демонстрацию, а красные знамена не пересчитаешь!

По-ораторски выкидывая руку, он говорил, подражая Шевцову:

— Мы должны хранить свою беспартийность, как девицы целомудрие… Красные знамена несут кровь, и мы пойдем под синими, потому что синий — это цвет неба, цвет свободной морской стихии. Синие блузы — у рабочих, синие петлицы — у студентов… Чего там еще синее, ребята? Я думаю, физиономия у Шевцова сейчас синяя от злости. Не вышло! Рабочая питерская молодежь идет под красным знаменем.

Недели через две, как ни старался предотвратить это Шевцов, вопрос о правах, о требованиях молодежи возник и на Всерайонном совете.

На этом заседании путиловские ребята познакомились с Петром Смородиным. Это был невысокий коренастый парень, с широким, чем-то очень привлекавшим к себе лицом. Живые глаза внимательно и остро смотрели из-под насупленных бровей. Он был полон энергии, легко загорался, охотно подхватывал шутку, и тогда глаза его метали веселые искры, но спорил он упрямо и убежденно, со спокойной уверенностью, за которой чувствовалась настоящая сила.

Смородин был немногим старше других товарищей, пришедших на заседание, но политического опыта у него было значительно больше. Он работал уже лет семь. Мальчиком поступил на завод Шаплыгина на Петроградской стороне. За два года до революции стал членом революционного кружка молодежи, возникшего на Петроградской стороне. Кружок был большой, Смородин быстро обратил на себя внимание товарищей. Самый серьезный и боевой из них, он был выбран председателем. В 1917 году вступил в партию большевиков.

Во Всерайонный совет Петр Смородин вошел как представитель бюро юношеских комитетов Петроградского района. Так называлась тогда молодежная организация Петроградской стороны. За несколько дней перед тем, как путиловцы встретились с ним в организации «Труд и свет», Смородина избрали председателем районного бюро.

Петр Смородин и был одним из тех, кто заставил включить вопрос о шестичасовом рабочем дне, о политических правах молодых рабочих в повестку заседания Всерайонного совета. Выступал он недолго, без ораторских приемов, которыми щеголяли многие ребята в ту митинговую пору, — спокойно и твердо говорил о том, что надо действовать, и немедля. У рабочего класса есть своя организация — Советы рабочих депутатов. Им должна принадлежать власть в стране. Через Советы пролетарская молодежь добьется выполнения своих требований, политических прав.

Спорили долго. Шевцов разглагольствовал о молодой горячности, о том, что не следует поддаваться разыгравшимся страстям:

— У нас есть правительство, Временное правительство, созданное революцией, ему доверено решать дела государства. Если вы считаете, что надо возбудить эти вопросы, что ж, не станем возражать. Но давайте обратимся к Временному правительству. Оно, без сомнения, прислушается к нашему голосу и сделает всё, что возможно. В правительстве есть министры-социалисты, мы можем всецело положиться на них.

— Знаем этих социалистов. С буржуями за одним столом сидят, одну песню поют. Нет им доверия!

В комнате становилось шумно.

Скоринко горячо поддерживал Смородина. Зернов вскакивал со стула, топал ногами:

— Хватит, чего там говорить! Ввести шестичасовой день с завтрашнего дня! Отработал шесть часов — бросай инструмент и за ворота! Кто не пойдет, с тем, как со штрейкбрехером, короткий разговор. Таким — по загривку или гайкой угостить, враз поумнеют.

Шевцов поднимал руки, призывая к порядку, и тряс председательским колокольчиком. Он был теперь официальным председателем исполнительной комиссии, главой всей организации. «Вот тебе и деловод», — с удивлением подумал Скоринко.

Вообще с исполнительной комиссией получилось как-то странно. Она возникла точно сама собой. Кто ее выбирал? Большая часть районов тогда еще и своих представителей не успела прислать, а тех, кто был, хотя бы петергофцев — Скоринко с Зерновым, тоже не спросили — преподнесли готовое. Вот, мол-де, наши вожди: Шевцов — председатель, товарищ председателя — Дрязгов, казначей — Метелкин и еще Бурмистров, Цепков да Кузнецов. Два анархиста, эсер, меньшевик, один играющий во «внепартийность» и один мальчонка, который еще сам не всегда знает, чего хочет.

Теперь эти «вожди» произносили длинные речи, в которых осуждали «крайности» и расхваливали предложение Шевцова. В самом деле, мол, Временное правительство не зря только что создало министерство труда с социалистом Скобелевым во главе. Оно полномочно разрешить вопросы, которые нас волнуют. Обратимся же со своими просьбами, со своими нуждами к нему, и всё возможное будет сделано.

— Перед буржуйскими прихвостнями шапку ломать?

Все-таки большинство во Всерайонном совете поверило исполнительной комиссии. Решили писать министру.

Вскоре после того дня Шевцов составил послание — высокопарное и туманное. Там было много слов о свете надежд, о вековечных основах, на которых зиждется человечество, и довольно мало о том, чего требует рабочая молодежь. Дрязгов с Метелкиным и Бурмистровым понесли это послание Скобелеву, но господин министр не пожелал с ними разговаривать и даже к ним не вышел.

Когда обескураженные и смущенные делегаты вернулись из министерской приемной, представителей Петергофско-Нарвского района уже не было во Всерайонном совете. Они ушли в знак протеста против обращения к Временному правительству.