Алекс Маркман - Заговор против террора

— Ну и что? День-два ничего не решают в таком деле.

— Сейчас не решают. Но многое решат в будущем.

— Что именно?

— Георгий, настало время говорить откровенно. Ты прекрасно знаешь, что я тебе верный друг. Это я тебя вытащил из ссылки. Это благодаря мне ты стал снова соперником Жданова, а сейчас, после его смерти — фактически заместителем Сталина.

— Я это прекрасно понимаю и ценю, Лаврентий, — кивнув головой, согласился Маленков.

— Ты можешь на меня рассчитывать в любой ситуации.

— И еще, я хочу, чтобы у нас была полная ясность в отношении будущего. По отдельности, друг без друга, никто из нас не будет представлять из себя решающей силы. Только вместе мы сможем решать все проблемы вокруг Хозяина, а после его смерти — в Политбюро.

— Тебе не нужно это объяснять, Лаврентий. Ты знаешь, на меня можно рассчитывать в любой ситуации.

— В любой? — с многозначительной неуверенностью спросил Берия.

— В любой, — уже с легким раздражением повторил Маленков.

— Ладно. Так вот, если Хозяин продержится еще несколько лет, то тогда всем нам конец. Сначала тем, у кого жены еврейки. Это — Молотов, Ворошилов. Туда же отнеси Кагановича, но на этого падлу мне наплевать. Потом пойду за ними я, если атомный проект закончится успешно. Без меня Хрущев захватит власть, или кто-нибудь новый, и тогда под откос пойдешь ты.

— Я это и без твоей лекции знаю, — пробурчал Маленков.

— Так вот. Чтобы этого не произошло. Пока существуют Власик и Поскребышев, к Сталину не подберешься. Настанет время, и очень скоро, когда этих двоих нужно будет убрать.

— Как это сделать?!! — воскликнул Маленков. — Сталин им доверяет больше, чем кому-либо.

— Сталин — шизо, рехнулся на власти, сам знаешь. И потому все возможно. Власику мы припомним в подходящий момент, что такую важную докладную он Сталину не показал. А Поскребышев. Ты забыл, что у него была жена еврейка?

— Ее расстреляли в 1940 году, — продемонстрировал свою блестящую память Маленков.

— Сталин знает, что вернее Поскребышева у него человека нет.

— Нет вернее? Вспомни один фактик. Бронислава Соломоновна — невестка Троцкого. Была, — поправил себя Берия и хмыкнул. — Я тогда получил прямой приказ от Сталина ее расстрелять. Бедолага тряслась от страха перед смертью, однако не сказала ни слова. Невестка Троцкого! Вспомни еще Блюмберга. Хозяин расстрелял его еще в конце двадцатых за то, что он встречался в Турции с Троцким из чистого любопытства. Расстрелять такого ценного человека, как Блюмберг! Чем Поскребышев лучше Блюмберга? Как можно доверять человеку, нити от которого тянутся к Троцкому?

— Но ведь Троцкий мертв, — почти прошептал Маленков.

Берия был польщен, почувствовав, что Маленков по достоинству оценил его смелость и прозорливость.

— И потом, — продолжал Маленков, — неужели ты думаешь, что он до такой степени рехнулся?

— До какой степени? Он и раньше был не намного лучше. А сейчас впадает в старческий маразм. Не удивительно после двух инсультов, да еще в его-то годы. Я хорошо его знаю.

— Ты можешь на меня во всем рассчитывать, Лаврентий, — твердо сказал Маленков. — Сейчас остается Вознесенский.

Берия хохотнул. Вознесенский, с его образованностью и блестящими деловыми качествами, был как кость в горле у Маленкова. Будь Сталин не так помешан на власти, не быть бы Маленкову вторым человеком в его эшелоне. А если Сталин внезапно умрет, и механизм власти подберут деловые люди, что станет с ним, с Маленковым?

— С Вознесенским мы скоро покончим, — Берия говорил спокойно, как о деле решенном. — Без Жданова он ничего не может. Подожди немного, все скоро устроится. Доверься мне, я долго служил в разведке, и до сих пор у меня есть определенный контроль над МТБ.

Они уже сделали полный круг и подошли к тому зданию, откуда вышли. Берия жестом подозвал охранника.

— Машину, — коротко скомандовал он.

Маленков с чувством пожал ему руку.

В конце месяца, который Кирилл в разговорах с Софой называл «Счастливый сентябрь», у него состоялась очередная встреча на явочной квартире. Его расспрашивали, а вернее сказать допрашивали, двое: Щеголев, и еще один, начинающий лысеть со лба толстомордый, лет тридцати пяти, не более. Когда он встал и протянул руку, Кирилл удивился его маленькому росту. Он едва доходил ему до груди.

— Михаил Дмитриевич, — представился он, внимательно рассматривая Кирилла подозрительными, даже враждебными темными глазами. Рукопожатие его было слабое, как будто неохота ему было тратить силы на такого, как Кирилл.

— Что происходит, Кирилл? — давил на него Щеголев. Тот же самый вопрос, не произнесенный вслух, можно было прочесть в глазах Михаила Дмитриевича. — В своих донесениях ты почти не упоминаешь лиц еврейской национальности, и в частности тех, которые так или иначе связаны с ЕАК. Тебе не ясно задание?

— Я узнал о них все, что мог, — оправдывался Кирилл. — Докладывать об одном и том же нет смысла. Как я уже упоминал в своих донесениях, врагов народа или заговорщиков среди них я не обнаружил.

— Но ведь ты узнал много о тех, кто до сих пор поддерживает связи с заграницей, — вмешался Михаил Дмитриевич. — Естественно, они не расскажут тебе, о чем они говорят между собой и что замышляют. И если они не втягивают тебя в свою антисоветскую, антигосударственную деятельность, то это не значит, что ее нет.

Кирилл недоуменно покачал головой.

— Если бы они мне предложили заниматься этой деятельностью, то я бы не отказался. Но никто не предлагает.

— Достаточно узнать более подробно о их связях за границей, — настаивал Михаил Дмитриевич. Кирилл по тону его понял, кто здесь настоящий начальник, вовсе не Щеголев. — Остальное — дело следствия, — продолжал он. — У нас есть информация о них из разных источников. Задача следствия — составить полную картину из мелких деталей. Ты ведь хочешь быть следователем. Так?

Кирилл кивнул, но ничего не сказал.

— Ну вот. Ты должен понимать, насколько важна каждая деталь, даже мельчайшая, в следственной работе.

— Я не сижу сложа руки, — возразил Кирилл. — Я активно использую свое удостоверение журналиста, как вы знаете, встречаюсь со многими людьми; с производственниками, учеными, деятелями культуры. Был в еврейском театре и синагоге, если уж говорить о евреях, но писал только отчеты, не статьи, как понимаете.

— Эту часть твоей работы мы ценим, — снова взял инициативу в свои руки Щеголев. — Но нам нужно собрать как можно больше материала о еврейских националистах. Ты ведь в курсе, что мы установили с Израилем дипломатические отношения. В связи с образованием этого государства еврейские националисты и враждебные элементы в еврейской среде подняли головы. Положение обострилось еще больше с приездом израильского посла Голды Мейерсон. Она расхаживает по Москве, как будто у себя дома. Встречается, с кем хочет.