Алекс Маркман - Заговор против террора

Почти одновременно с этими событиями закончился суд над ЕАК. Казалось бы, на закрытом суде можно делать все, что угодно. Тем не менее, обвиняемым было отказано в праве на защиту. И это при том, что защитников можно было подобрать из тех же кадров, откуда набирались следователи, обвинители, судьи и исполнители приговоров!

На суде, длившемся два месяца, все подсудимые отказались от своих показаний. Все утверждали, что дали их под пытками. Провал обвинения был настолько очевидным, что Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Александр Чепцов, при всей его преданности партии, не решился безоговорочно вынести приговор, навязанный Политбюро. Берия его понимал: нелегко вынести смертный приговор людям, не совершившим никаких преступлений. Чепцов пошел к Маленкову с просьбой не выносить смертный приговор, за что получил нагоняй. Маленков затрясся от страха. Провал закрытого суда означал для него печальный конец, потому он настоял на смертной казни для всех, только вот с Линой Штерн вышел непонятный казус. Еще до ее ареста Сталин приказал не применять к ней физических пыток, а на психическое давление она не поддавалась. На вопросы отвечала с простодушием ребенка и с мужеством солдата. За такие ответы любого человека с улицы, сказавшего нечто подобное на свободе, упрятали бы лет на десять в лагеря. Просматривая протоколы ее допросов, можно было подумать, что она находилась в какой-то буржуазной западной стране, и отвечала на каверзные вопросы прокоммунистически настроенного журналиста, не опасаясь последствий.

Ее приговорили к 10 годам ссылки, а Сталин взял, да снизил срок до пяти лет. Вот, поди ты, сетовал Маленков в откровенном разговоре с Берией. Кто бы мог подумать, что Сталин снизит срок? Ты что-нибудь понимаешь, Лаврентий?

Несколько дней спустя после встречи Чепцова с Маленковым смертные приговоры были приведены в исполнение. Двенадцатого августа членов ЕАК расстреляли, как водится, на рассвете, чтобы перед уходом в мир иной они оценили прелесть просыпающейся жизни. У Сталина хватило здравого смысла сохранить суд и расстрелы в тайне. Широкой идеологической кампании, которая замышлялась Сталиным, не получилось. Вышло в итоге тайное преступление, санкционированное Политбюро. Как у Сталина, так и у Политбюро, такой оборот дела вызывал раздражение, правда, по разным причинам. Вина, безусловно, была Сталина, но Берия не сомневался, что либо сам Сталин, если успеет, либо суд истории, обвинят во всем Политбюро. А мир, как водится, никогда не узнает о закулисной игре, которая привела к такому финалу.

До съезда партии, как и ожидалось, никаких массовых следствий, идеологических кампаний и расправ не проводилось. На съезде Сталин неожиданно для него самого, да и для всего советского народа получил открытый плевок от Политбюро. Он подал в отставку с поста Генсека, будучи уверенным, что эту отставку Политбюро не примет. А Политбюро отставку приняло. И хоть Сталин, даже во время съезда плел все более изощренные интриги, существенно поколебать силу сложившегося ядра Политбюро ему не удалось. Значит, оставалось только физически уничтожить всех членов Политбюро. К этой задаче он и приступил сразу же после съезда. Через Поскребышева он назначил экстренное совещание четверки на 13 ноября, пригласив и верхушку МГБ: министра Игнатьева и его заместителей Гоглидзе, Огольцова, Питовранова и Рясного.

— Есть какие-либо сдвиги в деле врачей? — спросил Сталин, обращаясь не то к Гоглидзе, не то к Огольцову, которые сидели рядом.

Берия отметил, что вождь не смотрел в сторону Игнатьева и ни о чем его не спрашивал. Явный признак того, что он убедился в никчемности Игнатьева и намерен скоро его убрать. Ну, об этом уж наверняка Игнатьев, опытный аппаратчик, догадался. Значит, преданность Игнатьева Маленкову и ему, Берии, почти обеспечена.

— Мы достигли значительных успехов, товарищ Сталин, — возбужденно заговорил Гоглидзе, скрывая страх под маской энтузиазма. — Все врачи признались в ужасных преступлениях. Все.

— Доказательства! — гневно прервал его Сталин. — Есть у тебя доказательства, Серго?

— Есть, и неоспоримые, — с готовностью откликнулся Гоглидзе. — Показания Лидии Тимашук. Нужно, однако, хорошо подготовить ее к открытому суду.

— Есть ли прямые доказательства их связей с иностранной разведкой? — спросил Сталин. — Что нибудь существенное, доказывающее их связи с заграницей? — Сталин уставился на Питовранова, ожидая от него ответа.

— Мы готовим такие материалы, товарищ Сталин, — промямлил зам, но по его тону было ясно, что фабрикация этих материалов идет не очень гладко. Сталин снова обратился к Гоглидзе.

— Скажи, Серго, прямо и без виляний: будет дело готово к открытому суду к весне следующего года, или нет?

— Мы будем стараться, товарищ Сталин, но пока.

— Серго, — угрожающе повысил голос Сталин. — Лучше скажи правду, отвечать тебе, да и всем остальным придется за свои слова. Сможете ли вы подготовить дело к открытому суду?

Гоглидзе стрельнул глазами на Берию. Не меняя позы и выражения лица, Берия на мгновение слегка опустил веки, давая понять, что нужно говорить правду.

— Нет, не будет готово, — твердо сказал Гоглидзе. — И нет у нас уверенности, что Тимашук на суде скажет, что раскрыла заговор. Неправильный диагноз подтвердит, но любая осечка приведет к полному провалу.

Сталин перестал крутить пустую трубку и погрузился в раздумья. Берия хорошо понимал вождя. Убрать верхний эшелон МГБ было сравнительно просто, но это еще больше ухудшило бы ситуацию. Придут новые люди, не такие опытные и, возможно, менее склонные идти на прямое преступление, и тогда невозможно предвидеть, что получится из дела врачей, да и из грузинского дела.

— Сможете ли вы приготовить толковый материал для закрытого суда? — воспользовавшись паузой, спросил Берия.

— Это будет трудно сделать, — ответил Гоглидзе. — Но возможно.

— Сколько на это потребуется времени? — спросил Сталин.

— Полгода, не меньше, — не задумываясь, ответил Гоглидзе.

— Слишком долго, — было заключение вождя. — Кстати, Рюмин по-прежнему возглавляет следствие по делу врачей?

— Да, — лаконично ответил Гоглидзе, уклоняясь от комментариев. Но вождь не просто так спросил.

— Что вы можете сказать о его работе?

На этот вопрос поспешил ответить Огольцов.

— Он не на уровне задач, поставленных перед ним, товарищ Сталин. Под его руководством следствие не многого достигло. Нет у него достаточных знаний и образования.

— Знаю, знаю, — перебил вождь. — Читал я пару его отчетов. Безграмотный осел, деревенщина. Уберите немедленно этого шибздика из МТБ. Можете идти. Члены Политбюро, останьтесь.