Франтишек Кубка - Мюнхен

— Мы находимся в стадии крупных приготовлений к войне! — заявил во время ужина Хвалковский, словно Италия была его родиной. — Дуче проводит мобилизацию. Иден, посетивший Рим в качестве английского министра по делам Лиги Наций, ничего от него не добился. Был он здесь в конце июня, но антианглийская кампания продолжается до сих пор. Позднее приезжал начальник французского генерального штаба Гамелен и встречался с маршалом Бадольо. Результат был более благоприятным, поскольку Лаваль относится к походу в Эфиопию благосклонно.

— А как итальянский народ?

— Народ? — посол сделал вид, что не понимает, — Народ? — повторил он. — Завтра дуче примет вас в Венецианском дворце и изложит цели войны.

Молодой Чиано на цыпочках шел по коридору, освещенному венецианскими люстрами. За ним следовали Хвалковский и члены делегации. Огромного роста часовые, одетые в черную фашистскую форму, появлялись из ниш и отдавали честь на римский манер. Черный великан открыл двери, и они вошли в пустой зал. Другой черный великан стоял у дверей на противоположной стороне.

Через опущенные шторы в зал проникал желтоватый свет. Они двинулись по мягкому ковру, заглушавшему шум шагов. В правом углу зала стоял стол, за которым возле лампы с желтым абажуром восседал человек с блестевшей лысиной. Он что-то писал. На нем была черная рубашка и белые брюки. В левом углу зала белели крылья безглавой Нике, известной статуи Пеония Чиано дал знак. Все остановились.

Муссолини поднял голову и взглянул на гостей строгими выпученными глазами. Сжав губы и выпятив нижнюю челюсть, он встал и мелкими шажками выбежал из-за стола. Перед Чиано дуче остановился, и тот доложил о приходе гостей. Дуче вытянул для поздравления правую руку. Хвалковский ответил тем же. Рука у него затряслась. Муссолини оперся руками о край стола и, словно гипнотизер, вытаращив глаза, начал говорить на приличном французском языке. Медленно и четко, как читая по книге, он сказал:

— Я позвал вас, чтобы вы увидели Италию полностью отмобилизованной. Я не позволю варварам-африканцам, поддерживаемым коварным Альбионом, провоцировать себя. Эфиопия будет уничтожена и стерта с лица земли, и беда тому, кто окажет ей какую-либо помощь! Познакомьтесь с воинственной молодой Италией. Познакомьтесь с фашистской империей!

Он сжал губы, оттопырил челюсть, вскинул для приветствия правую руку и, погрузившись в кресло, стал снова писать.

Уходили в таком же порядке, как и пришли.

Ян оглянулся. «Вижу его в первый и последний раз», — пронеслось в голове.

Дальнейший их путь пролегал по автостраде до города Асти. Ослепительно белая дорога, окаймленная олеандрами с розовыми цветами, прорезала пустынную местность. Загорелые девушки плескались в море, взвизгивая от удовольствия. Чиано не спускал с них глаз, а сам говорил о красоте моря и кипарисов. Обедали под сенью разноцветной крыши палатки, трепетавшей под ударами морского ветра. Скатерти на столах то и дело вздымались.

Вечером во всю ширь римского бульвара Победы проехали полицейские эскадроны.

Под куполом храма святого Петра щебетали ласточки, а одинокий священник молился у могилы шведской королевы Кристины. У одной из мраморных скульптур, украшающих Аппиеву дорогу, под трели цикад целовались парень с девушкой. Прощались. Парень был в военной форме. В Капитолии губернатор Боттаи провел гостей вдоль галереи римских императоров. Здесь стояли бюсты из белого мрамора всех правителей — от Юлия Цезаря до Ромула Августула. В центре была выставлена голова Муссолини из черного мрамора. Казалось, что это отрубленная голова мавра. По древним катакомбам бродили толпы босоногих женщин в дырявых юбках и рваных блузках. Парни, одетые в цветастые лохмотья, напевали песни под мандолину. На чердаках особняков под раскаленными за день крышами спали молодые люди. Их было видно из окон гостиницы, бледных и исхудалых. В Венеции они видели, как на вечерние улицы высыпали толпы чернорубашечников и хором прославляли войну, повторяя клич: «Дуче, дуче… эйя, эйя, а-ла-ла!» Они перевертывали в кафе столики. На тротуарах появилось разбитое стекло. С помощью проекционного аппарата на колокольню было спроецировано изображение трехцветного итальянского национального флага. Черные рубашки заполнили площадь святого Марка, молодые глотки изрыгали: «Дуче, дуче, дуче…» Перед кафе «Кварди» кого-то избивали. «Позор Лиге Наций!» — кричал оратор с колокольни. Испуганные голуби кувыркались над вознесенными кверху кулаками.

Чиано попрощался с делегацией уже в Риме, маркиз Ненни сопровождал ее вплоть до Венеции.

На Падуйскую равнину, где девяносто лет тому назад под тутовым деревом отдыхал до смерти измученный солдат, дед Яна, налетела гроза. Древние казармы в Удине излучали фосфорный свет. Итальянский визит подошел к концу.

В «Демократическую газету» Ян Мартину писал не об этом, а о террасах над Неаполем, откуда открывается вид на седой Везувий. О бюсте девушки из розового мрамора в Помпее, о прекрасном виде на Папский замок из римского парка Джаниколо. Писал он и о порыжевшей от солнца Кампании, об Аппиевой дороге, которая настолько узка, что ее можно перегородить руками.

Больше ни о чем он не хотел упоминать.

Сцена, разыгранная в полдень в Ланах, продолжалась всего четверть часа. Ее режиссером являлся не только канцлер, верховный охотник, бывший предводитель мафии, позабывший во время войны всех святых, но и новоиспеченный председатель правительства доктор Годжа, «турок», как втихомолку называл его Масарик.

В библиотеке замка было тепло и уютно. Но у всех присутствующих пробежал мороз по коже, когда чиновник ввел пораженного параличом 85-летнего президента. Старшая дочь президента Алиция стала искать платок. Сын Ян Гарри опустил глаза и нервно заиграл желваками.

Из своих кресел встали председатель парламента Малипетр, мрачный человек с багровой бычьей шеей, и доктор Соукуп, седой старик с белой козьей бородкой, розовым лицом и со слезящимися глазами под пенсне. Старый чиновник с каменным лицом подал канцлеру документы в кожаной папке.

Рука Масарика была на черной перевязи. Он прислонился к книжной полке и склонил голову в ожидании.

Появился врач. Он подошел к президенту и взял его за запястье. Президент сделал здоровой рукой такое движение, словно хотел прогнать врача. Подняв брови, он попытался выдавить улыбку и снова склонил голову.

Канцлер обратился к председателю правительства, председателям парламента и сената со словами: «Господин президент поручил мне зачитать вам от его имени сегодняшнее заявление как выражение своей подлинной воли…»

Президент вздрогнул, испуганный вспышкой магния. Одна вспышка, другая — это работали фотографы. Затрещал киносъемочный аппарат.