Клара Фехер - Море

— Ребята, послушайте, портфель я оставляю здесь. Если до утра не вернусь, портфель следует зарыть под шкафом, под неприбитой половицей, а письмо, которое найдете в кармане моего пальто, пошлите по адресу.

— А почему ты можешь не вернуться? — оторопело спросил Тамаш.

— Я говорю это на всякий случай. Человеку положено делать завещание, если он отправляется в такую опасную дорогу: с улицы Пала Дюлаи на улицу Шандора Петефи. Будьте друзьями, обещайте мне это, а я, если найду на обратном пути убитую лошадь, притащу вам сердце на рагу.

Он улыбнулся им с порога, но, как только нырнул в сумерки улицы, улыбка тут же исчезла с его лица. Пожалуй, следовало бы прихватить с собой кассету. Но вдруг его ранят? Или схватят? Нет, он поступил правильно, что оставил кассету дома.

Черт его знает, что сейчас правильно, а что неправильно. Видно, никогда не кончится эта война.

Кати Андраш видела своего жениха перед рождественскими праздниками и с тех пор не получала от него никаких известий. А между тем она его ждала, очень ждала. Хотя бы на минутку забежал к ней. и если ничего не принесет, то пусть вместо рождественского подарка скажет ей несколько ободряющих слов. Ач не пришел и на Новый год, не явился, чтоб пожелать ей счастья в новом году. Не случилась ли с ним какая беда? Может, угнали куда-нибудь на запад? Пишта не такой парень. Он убежит даже Из запломбированного вагона, спрыгнет с мчащегося скорого поезда и вернется к ней. А что, если он ранен? Или… о, боже упаси, даже думать об этом страшно!

А ей так много хотелось бы сказать Пиште! Ходят всякие слухи. В убежище болтают, будто немцы заминировали мосты. Все до единого: и красивый кружевной мост Эржебет, и напоминающий изящную арку гордый Цепной мост, и мост Ференца Йожефа у горы Геллерт, — все наши уникальные сокровища. Рассказывают также, будто все подвалы загрузят боеприпасами и на каждой крыше поставят зенитное орудие. И, прежде чем убраться восвояси, обольют бензином и подожгут все дома. Но этому трудно поверить — где им взять столько бензина? Поговаривают и о том, будто каждое утро на Дунайскую набережную сгоняют евреев и дезертиров, выстраивают в шеренги, ставят лицом к воде и расстреливают всех подряд. В ночь под Новый год прошел слух, будто русские присылали своих парламентеров. Обещали якобы войскам беспрепятственный уход из города, перемирие, щадить мирное население, но немцы вместо того, чтобы на коленях благодарить, зверски убили парламентеров. Об этом рассказывал в убежище один учитель-пенсионер, и поскольку он некогда преподавал историю, то тут же припомнил о военных обычаях и о том, что даже готтентоты и полинезийские дикари не убивали парламентеров — никто, кроме нацистов. Но за это они еще поплатятся. Тяжелая артиллерия за одни сутки уничтожит город, да так, что от него и следа не останется, А мы и слова сказать не можем. Там, где убивают парламентеров, ни о каком международном праве не может быть и речи.

С тех пор прошло немало времени, и дома все еще не разрушены русской тяжелой артиллерией, но Кати и Агнеш очень тревожит этот слух. Ведь не так трудно поверить, что нацисты способны убить парламентеров. Правда, Кати убеждена, что даже и в таком случае русские не станут мстить городу. Агнеш спорит с ней: а почему бы им не мстить? Если нилашистам наплевать на Будапешт, почему же они должны щадить его?

Ох, почему же не приходит Пишта, почему не объяснит ей, где правда, а где ложь. Да и здесь, в шляпном ателье, столько перемен! В ночь под рождество исчезла госпожа Галфаи. Когда она уехала, никто не видел. Она увезла с собой и платья свои и ящик с деньгами и драгоценностями, оставила только неготовые шляпы, гладильные доски, тяжелые утюги, старые швейные машины и напуганных девушек. Барышня Амалия сообщила эту весть со злорадной усмешкой. Госпожа Галфаи уехала на запад, военное предприятие больше не существует, все увольняются и могут уходить по домам. И, поскольку девушки ни в тот день, ни на следующий не проявляли никакого желания уезжать, она решила уведомить об этом начальника ПВО.

В момент ее прихода начальник стирал белье в старом, облупившемся тазу.

— Вам следовало бы жениться, — сказала почтенная Амалия и лукаво улыбнулась. — Стирка дело не мужское.

— Верно. Что вам угодно? — спросил он с натянутой вежливостью.

Барышня Амалия уселась на стул. Начальник, насупив брови, наблюдал, как мнутся повешенные на спинку стула брюки.

— Дорогой господин начальник, мне очень неприятно, но долг патриотки обязывает… — и Амалия, прижав руки к груди, громко вздохнула. Но начальник ПВО, не поднимая головы, продолжал усердно отжимать свои тряпки. — Может быть, не все они еврейки, но по крайней мере половина… Лучше бы вы потребовали у них документы прежде, чем облава… я… это мой долг…

— Ладно. Сегодня же освободите мастерскую, перебирайтесь в общее убежище. А об остальном не беспокойтесь.

В тот же день начальник ПВО навестил Кати Андраш. Их беседа продолжалась примерно полчаса. Когда начальник ушел, Кати объявила в мастерской осадное положение. Был избран штаб из трех человек. Того, кто не подчинялся распоряжениям штаба, немедленно удаляли из мастерской. Военное предприятие и впредь будет существовать, только немного сбавит темп работы. Подвальный коридор возле дровяных складов забаррикадируют. У кого документы не в порядке, переберется туда и будет сидеть там безвылазно до тех пор, пока не кончится война. Несколько человек, чье положение не столь опасно, будут добывать продовольствие, ходить за водой и предупреждать остальных, если нагрянет облава…

Вальдемар Цинеге, он же служащий кафе «Фрателли Дейсингер» Ференц Барта, в мае месяце скрылся от мобилизации. Почему это он перекрестил себя в Вальдемара Цинеге? Так просто. Понравились ему эта фамилия и имя человека, пострадавшего от бомбежки, и он присвоил их, сделал себе фальшивые документы. Цинеге перебрался в дом на улице Шандора Петефи и, не дожидаясь назначения, самолично нацепил на рукав повязку начальника ПВО. Поскольку никто не возражал и не претендовал на эту должность, полную треволнений и беготни, и поскольку он мудро и справедливо улаживал споры жильцов, все уверовали в законность его полномочий. Он давно уже подозревал, что в шляпном салоне, именуемом военным предприятием, что-то не в порядке, но вовсе не думал докапываться до существа дела. А сейчас, во время разговора с Кати, ему пришла на ум блестящая идея.

— Барышня Андраш, я не стану проверять, у кого законные документы военного предприятия, у кого нет… У меня только будет к вам одна просьба. Примите нескольких рабочих, которых я сам предложу.

Кати раскрыла рот от изумления.