Клара Фехер - Море

— Все в их руках. На Украине в таких случаях применяли оружие. Думаю, что, поскольку мы как-никак у себя дома, тебя отдадут под суд военного трибунала.

— Не люблю я военных трибуналов. Вообще не люблю треволнений. Но выезжать отсюда тоже не желаю. Может, и среди них найдется хоть один порядочный человек, который поймет меня.

Тамаш посмотрел на часы.

— В нашем распоряжении час сорок пять минут. Пора приступать.

— Они прислали какую-нибудь бумагу?

— У тебя под руками приказ. Я положил его на стол.

Тибор пробежал глазами по листку бумаги с машинописным текстом. Затем вдруг с удивлением уставился в него и разразился неудержимым смехом.

— Ты что, с ума спятил?

— Томи, знаешь, кто командует «Мессерами»? Боже мой! Карл! После сдачи экзаменов на аттестат зрелости я потерял его из виду. В гимназии мы сидели с ним за одной партой. Это он познакомил меня с Лизли. Он самый скромный парень в мире. Писал стихи, представляешь, писал стихи! Посмотри!

Тибор снял с цветочной подставки, заменявшей книжную полку, томик Шиллера и открыл первую страницу. Красивым, каллиграфическим почерком синими чернилами там было написано: «Услышав пенье, ты на колени стань, ведь людям злым петь не дано… На память от твоего верного друга Карла Таймера, Вена, 3.6.1937».

— Вот это сюрприз! — произнес Тамаш и точно так же уставился в книгу, как только что Тибор глядел на приказ. — Ты уверен, что это он?

— На девяносто девять процентов. Летчики — народ молодой, а Карлу сейчас двадцать пять лет. Он всегда обожал авиацию. Особенно любил мечтать о звездах. Даже в стихотворении писал что-то в этом роде, дескать, поэзия — это желание души подняться, оторваться от земли… Ведь Пегаса именно поэтому и изображают с крыльями. Еще что-то было в этом его длинном-предлинном стихотворении, но я уже не помню. Да и фамилия у него довольно редкая. Карл Таймер… конечно, это Карл.

— Но приказ есть приказ.

— Полноте, не шути. «Мессеры» потребовали разместить определенное количество персонала, в ответ на что наши скоты, сидящие в Римасобате или Будапеште, не подумав, издали приказ, чтобы мы освободили это помещение. Я все улажу с Карлом.

— Тибор, не делай глупостей. Даже если Таймер твой друг, то сейчас он капитан истребительной авиации. Люди меняются.

— Скорее мир разлетится на куски, все изменится, а Карл останется прежним. Более твердого характера я не встречал. Как-то в седьмом классе он обидел одного паренька. Потом очень пожалел и заявил, что готов искупить свою вину любой ценой. Паренек в шутку возьми и скажи, чтобы тот три дня молчал как рыба. Приходим мы на урок химии, все уже давно забыли о случившемся. Учитель вызывает Карли отвечать, но он даже рта не раскрывает. Учитель кричит, спрашивает: «Вы что, Таймер, с ума сошли?» Ставит ему кол. Карли молчит. Идем домой. Он молчит. Дома родители в ужасе теряют рассудок. Он молчит. Вечером мы приходим к нему. Брось, мол, глупить, Карл. Он молчит. Три дня молчал, стоически молчал, как немой витязь. Его таскали к врачам, ставили одну единицу за другой — ни на что не реагировал. На четвертый день явился отвечать по химии. «Что с вами произошло?» — спрашивает учитель. «На это я не могу вам ответить!» Вот какой парень этот Карл. А как он ненавидел Гитлера! Затевал драки с нацистами. Старина, если сюда придет Карли, можно будет устроить хоть партизанский лагерь. И ты, если тебе нечего будет делать, сможешь поджигать самолеты.

Тамаш только молча качал головой.

— Ты, старик, действительно Фома неверующий. Пошли в канцелярию, подождем немецкого шурина.

— Гибор, советую тебе, не перечь им.

— Сержант! Потребуйте от управляющего квартиру для немецкого офицера. Возьмите на учет все комнаты охотничьего особняка. Список я сам передам немцам. Их же прибывает не полк, а всего-навсего восемь офицеров. Авось, устроятся вместе с нами в особняке.

— Быть беде. Поверь мне.

— Можете уходить, сержант.

Тамаш сердито пожал плечами и вышел.

Тибор Кеменеш посмотрел на часы. В половине восьмого он еще успеет сходить в канцелярию. Какой глупец этот Тамаш, до чего же он испугался. Если бы они только знали, что за человек этот Карл! Два брата-близнеца не любят друг друга так, как они! Разве можно забыть проведенные в спорах ночи в крошечной студенческой комнатушке у Таймеров на Фаворитенштрассе! Забавные рассказы старика Таймера, который в очках, домашних туфлях и шлафроке постоянно сидел за своим столом и чинил часы. Пятнадцатилетняя сестренка Карла Гретл пела по вечерам песенки Шуберта, и брат аккомпанировал ей на рояле… Лизл, прогулки в Венском лесу, ночной банкет по случаю сдачи экзаменов на аттестат зрелости, а затем пирушка с ребятами в «Пратере». В полночь, когда все ушли, чтобы ознаменовать свое вступление в пору возмужалости чисто по-мужски, они остались вдвоем. Это была ночь расставания. Они говорили о дружбе. Мимо них по Рингу с грохотом пробегали трамваи, а они, наслаждаясь июньской ночью, спорили под сенью густых деревьев о жизни и смерти, делились мечтами и строили планы на будущее. Затем прогулялись по прекрасному Опер-Рингу и Кертнер-Рингу, оставили позади освещенные неоновыми огнями Мариахильферштрассе и Кертнерштрассе, и им казалось, что, кроме них, никого больше нет в этом огромном городе, а может быть, и во всем мире. Испытывали горячую радость за свою дружбу, за те узы, которые навеки связали их сердца. За ту дружбу, которая в восемнадцать лет чище, важнее и могущественнее всех других чувств. «Я буду поэтом… буду писать стихи о красоте…» «А я буду художником, поеду во Флоренцию». «Я никогда не забуду тебя, Тибор». «Я тоже всегда буду помнить о тебе, Карл».

Год спустя он послал Карлу из Флоренции альбом своих эскизов, а Карл подарил ему томик избранных стихотворений Шиллера «Услышав пенье…» Тибор снова посмотрел на знакомую надпись, а затем перевел взгляд на часы. Половина восьмого. Перед уходом в канцелярию он поправил на столе скатерть. Он обязательно пригласит Карла к себе на стаканчик джина.

Без четверти восемь явился сержант Тамаш Перц и по-уставному доложил о своем прибытии. Он передал Тибору список свободных помещений. Все комнаты приведены в надлежащий порядок, приготовлено свежее постельное белье. В охотничьем особняке оказалось семь незанятых комнат и две — у управляющего.

Без пяти восемь возле особняка остановились грузовики. С них соскочили четыре немецких солдата и бросились сгружать маленькие письменные столы, связки папок. Ровно в восемь часов на легковых машинах приехали и господа офицеры. Немецкий сержант доложил, что венгры не освободили охотничий особняк.

Капитан Карл Таймер и следом за ним еще четыре или пять офицеров быстро поднялись по лестнице на высокий второй этаж и ворвались в столовую.