Валерий Поволяев - Оренбургский владыка

О матросах ходили разные слухи. Дрались они, конечно, зло, часто до последней капли крови. Кое-кто из них употреблял кокаин, все много орали и, сбившись в кучу, любили насиловать баб. Казаки относились к матросам пренебрежительно, доблестные флотские люди отвечали им тем же.

— Откуда они взялись, Иван Григорьевич? — спросил атаман у Акулинина.

— С Балтики. С линейных кораблей «Андрей Первозванный» и «Петропавловск». Полгода назад, в Гельсинфорсе, их команды перебили своих офицеров.

— И что, никого не оставили в живых? — Дутов невольно поежился.

— Спаслись только те, кто находился на берегу.

— В наших степях они найдут себе последний приют, — убежденно произнес Дутов, — мы их быстро успокоим.

— У меня есть прошение казаков о создании отдельной охотничьей команды, которая бы вылавливала этих черных бестий…

— Неплохая мысль, — похвалил Дутов, — такую команду надо создать.

Он подошел к карте на столе, несколько минут стоял перед ней молча, — на карте этой уже до боли, до двоения в глазах был знаком каждый мелкий значок, каждая закорючка, каждое пятнецо, где можно было бы совершить воинский маневр. Лицо атамана сделалось непроницаемым, он постучал пальцем по бумаге, потом обвел ногтем район станции Сырт:

— Здесь мы дадим первый крупный бой большевикам.

— По моим данным, большевики подтянули сюда броневую площадку, — сказал Акулинин.

— Броневая площадка — это еще не бронепоезд, — Дутов щелкнул пальцем по карте, потом прошелся по строчке дороги, уходящей к Волге, — броневую площадку мы превратим в сплющенную консервную банку и придем вот куда, в Челябинск, в Бузулук и далее… Сапоги будем мыть в Урале, в Волге, в Гумбейке — везде!

Перевес на стороне красных был тройной — у Дутова имелось в три раза меньше солдат, чем у Кобозева с Кашириным, и тем не менее его это не остановило. Атаман начал наступление очень грамотно — подтянув артиллерию к Сырту, обработал снарядами станцию, обхватил поселок с двух сторон, соединил клещи и вошел в Сырт почти без потерь. Это была первая победа Дутова на образовавшемся Уральском фронте.

К Сырту на санях подтянулась пулеметная команда. «Максимы» были установлены в специальных деревянных коробах — высовывали из них свои тупые дульца, будто морды из собачьих будок. Конечно, короба — не самое удобное приспособление, чтобы вести стрельбу, но другого местные мастера не придумали — они долго чесали затылки, смущенно хмыкали и обещали поломать мозги еще, но так ничего они и не придумали.

Эти короба оказались очень даже хороши для женщин — у пулеметчиц Авдотьи Богдановой и Натальи Гурдусовой появилась новая товарка — круглолицая, с крепкими скулами, широким темным румянцем на щеках и огненными черными глазами, очень веселая, шумная Саша Васильева.

Характер у Саши оказался легкий, ко всякому человеку она умела найти подход, отыскивала свой ключик и редкому собеседнику не западала в душу. Стреляла она из пулемета мастерски, метко, будто на «зингере» тачала рубаху, пулемет могла разобрать и собрать с закрытыми глазами, из маузера на спор сшибала птицу.

В Сырт две пулеметные повозки влетели с черного хода — по санной колее, проложенной, чтобы из степи возить сено, — проскочили едва ли не к самому штабу Кобозева. Над темным широким крыльцом, похожим на площадь для проведения митингов, развивался малиновый флаг — красного сатина в местной лавке не оказалось, был только малиновый, его на революционное знамя и пустили. У штаба повозки развернулись и направили стволы «максимов» на крыльцо.

Из дверей вывалилось двое глазастых солдат с красными ленточками на папахах, они быстро разглядели женщин в санях, погоны и ударили залпом по ним из своих «трехлинеек». В ответ прогрохотала меткая пулеметная очередь.

В одного солдата угодило сразу несколько пуль, подбитый горячим свинцом, он перелетел через крыльцо, снес своим тяжелым телом высокие, недавно подправленные плотником перила, — и рухнул в снег. Второй метнулся назад, к двери, но Авдотья подцепила его коротким стежком — у солдата из рук выпала винтовка, и он растянулся на крыльце.

Из-за угла штаба, высунулся еще один красноармеец, гулко саданул по саням из «трехлинейки», вновь стремительно нырнул за угол дома. Стрелял красноармеец метко — пуля с сипением проколола воздух над санями и сшибла с Саши Васильевой шапку — мастерски скроенную кубанку из серого каракуля. Девушка приложилась к пулемету, повела стволом по пространству — очередь будто топором прошлась по торцу, только щепки полетели в разные стороны.

Едва смолкла очередь, как из-за искромсанного среза дома вновь высунулся ствол винтовки и красноармеец пальнул по саням. Вторая пуля, как и первая, пропела свою опасную хриплую песню над самыми головами пулеметчиц.

— Во, наглец! — изумилась Саша. — Надо же так плохо относиться к дамам! — Улыбка, украшавшая ее лицо, погасла, она еще раз стиснула рукояти «максима», дала длинную очередь, щепки вновь полетели веером.

На улице прогромыхало протяжное густое «ура-а!», проскакало несколько всадников. Упрямый красноармеец больше не стрелял.

— Все, Сырт наш! — торжественно объявила Авдотья, приподнялась в санях.

Наталья с силой дернула, ее, заваливая назад, в короб:

— С ума сошла! Убьют!

— Да ты что, — с улыбкой проговорила Авдотья. — Сырт наш, красноармейцев тут больше нету. Все! Сбежали! Все до единого, — она вновь приподнялась в санях, козырьком приложила руку к нарядной кубанке, сделавшись похожей на генеральшу.

Наталья глянула на нее снизу и восхищенно ахнула:

— Ну ты и молодец, Доня! Внушительно, смотришься…

Где-то невдалеке прозвучал выстрел — слабенький, сухой, схожий с щелканьем треснувшей ветки. Будто мальчишка пальнул из пугача. Авдотья неожиданно вскинулась, побледнела, задышала часто.

— Ты чего? — шепотом опросила у нее Наталья. — А, Доня?

— Ничего, — также шепотом ответила та. — Что это было?

— Стрелял кто-то.

— Я понимаю — стрелял… Но кто? — Авдотья до крови закусила нижнюю губу.

Голова ее словно бы тяжелый цветок с подломленным стеблем резко накренилась, упала на плечо, на глаза стремительно наполз туман — плотная белесая вата, даже зрачков не стало в ней видно. Наталья испугалась и закричала, что было силы:

— До-оня-я!

Авдотья молчала. Наталья кинулась ощупывать ее, искать, где же рана? Раны не было. И шинель была цела — ни единой рванинки, кровь нигде не выступила, а глаза умирали.

— До-оня-я!

Авдотья не откликалась. Из последних сил она старалась удержаться, но слишком злым оказался удар невидимого свинца, пуля одолела жизнь в красивом ладном теле. Авдотья застонала, попыталась поднять голову, провела пальцами по воздуху и повалилась на подругу.