Валерий Поволяев - Оренбургский владыка

Рабочие железнодорожных мастерских занимали сторону Кобозева, поэтому красному командующему удалось пустить по железной дороге несколько бронеплощадок с установленными на них орудиями и пулеметами, и даже бронепоезда. Такой техники у Дутова не было. Атаман мог рассчитывать только на казаков, их острые шашки и быстроногих коней. Бронеплощадки оказывались быстрее, да и шашка против бронепоезда бессильна…

Бои шли с переменным успехом. Первые попытки Кобозева прорваться в Оренбург провалились — все атаки были легко отбиты атаманом, а вот в районе Челябинска Кобозев сумел потеснить части Дутова и занял город Троицк — центр одного из военных округов Оренбургского казачьего войска. Затем Кобозев взял несколько важных станций, расположенных на подступах к Оренбургу, — в том числе и Сырт, а кроме Сырта — Каргалу, Новосергиевку, — и шестнадцатого января под звуки оркестра вошел в Оренбург.

По данным кобозевской разведки, у атамана к этому числу оставалось от всего войска только рожки да ножки — триста человек. Казаки устали от войны и отказывались идти под атаманские знамена. Заставить их ходить в атаку силой Дутов не мог — не тот он был человек, не хватало нужной жестокости, да и казаков было жалко. Восемнадцатого января Дутов подписал приказ о роспуске добровольческих отрядов. Сам атаман покинул Оренбург в сопровождении всего шести офицеров.

Плохие вести приходили и с Дона, хотя сил там скопилось столько, что можно было пройти всю Россию от Москвы до Владивостока и сломить любое сопротивление. Под ружьем у донского атамана находилось более шестидесяти полков, семьдесят с лишним отдельных казачьих сотен и несколько десятков артиллерийских батарей с полным боезапасом.

Дутов, зная, какая мощь находится под рукой у атамана Каледина, рассчитывал, что с Дона придет помощь. Но она, увы, не пришла. Дон затянула трясина междоусобицы между иногородними и казаками, стариками и молодыми, между фронтовиками и теми, кто на фронте не успел побывать вообще. Мешали распри между разными партиями и группировками, которых на Дону оказалось не меньше, чем в революционном Питере… Каледин, глядя на разброд, мрачнел несказанно, под глазами у него набухали мешки, лицо делалось серым.

— Весь вопрос в психологии, — говорил он, — опомнятся казаки — будет все в порядке, не опомнятся — казачья песня спета.

Не опомнились казаки. Чтобы привести их в чувство, требовались меры неординарные. И Алексей Максимович Каледин решился на них…

Это был генерал, очень любимый казаками, особенно фронтовиками — он прошел с ними огонь, воды и медные трубы. Каледин считался «второй шашкой» России после Келлера, в бою всегда оставался спокоен, сосредоточен и кавалеристов своих всегда водил в атаку лично. Именно Каледин разнес в пух и прах четвертую австрийскую армию, а потом не захотел признать революционные преобразования, развалившие фронт. И вот в конце концов он стал донским атаманом.

Именно он на Московском государственном совещании выступил с требованием вывести армию за пределы «кольца политики», снизить до нуля влияние солдатских комитетов, начавших уже повелевать командирами (те даже в нужник не могли сходить без решения) и вообще всю власть в войсках вернуть командованию.

— Этого не будет никогда! — истерично выкрикнул на это Керенский.

Видя, что Россия продолжает распадаться, а его земляки посходили с ума, что впереди нет ничего светлого, только мрак, анархия, холод и голод, Каледин и решился на эту крайнюю меру — он застрелился.

Гибель его, да, отрезвила Дон. Старики заявили, что они виноваты перед застрелившимся атаманом, и бросили клич: «Вооружайся!» Была объявлена всеобщая мобилизация казаков от восемнадцати до пятидесяти лет. Наступление большевиков на Дон вскоре было остановлено.

Но победа царила недолго — через две недели на Дону уже находились красные, наказной атаман Назаров [38] Анатолий Михайлович Назаров (1876–1918) — генерал-майор. Окончил академию Генштаба. В октябре 1917 г. — командир кавалерийского корпуса на Кавказском фронте. По приказу Каледина остался на Дону, с декабря — походный атаман Донского казачьего войска. После того как Каледин застрелился, избран атаманом войска Донского. Расстрелян. , заменивший Каледина, был схвачен и расстрелян. С ним погибли еще две тысячи человек.

Оказалось, что помочь Дутову некому. Гибель Каледина оренбургский атаман воспринял как большую личную беду. Ночью в старой, пропахшей мышами и клопами избе он налил стакан водки — старой, еще в четырнадцатом году произведенной «смирновки», бутылку которой для него достал есаул Мишуков, ходивший за атаманом как привязанный, — перекрестился и молча выпил.

По избе носилась, хлопоча и что-то напевая, Саша Васильева, протянула Дутову кусок хлеба и половинку соленого огурца.

Он отвел ее руку в сторону, пожаловался:

— Плохо мне!

— Александр Ильич, голубчик, Господь с вами, — шепотом произнесла Саша и налила атаману еще водки, полстакана, — держитесь, пожалуйста! Если вы не удержитесь, мы все погибнем.

Атаман печально поглядел на нее.

— Эх, Шура, Шура, — наконец проговорил он.

Он звал ее Шурой, иногда, в минуты близости — Шуркой, это имя нравилось ему:

— Шурка — казачье имя. А Саша… Ну что Саша? По-мещански как-то. Похоже на старую бегонию. То ли дело — Шурка! В этом имени — бунт.

Он взял в руку налитый стакан, залпом выпил. Саша вновь поднесла ему кусок ржаного хлеба с кругляшом хрустящего огурца. Спросила с болью, плохо спрятанной в голосе:

— Что-то случилось, Александр Ильич?

— Случилось, — Дутов похрустел огурцом. — В Новочеркасске застрелился атаман Каледин.

Саша перекрестилась:

— К нам это имеет какое-то отношение?

— Самое прямое. От атамана Каледина мы ожидали помощи. Теперь не дождемся, — Дутов вяло махнул рукой. — Все!

— Александр Ильич, миленький, скажите откровенно, как на духу, мы удержимся в Оренбурге… даже нет, не в Оренбурге, а вообще?

Дутов помрачнел, проговорил хрипло:

— Не знаю, Шура. Никто этого не знает, — атаман сморщился жалобно, по-ребячьи, — скажу одно: драться мы будем до конца… Пока у нас будут силы — мы будем драться. Дальше — не знаю.

— Я с вами, Александр Ильич, — Саша прижалась головой к плечу атамана, — до конца с вами.

— Спасибо, Шура, — хрипло проговорил Дутов, стукнул донышком стакана о стол. — Пока в нашем войске держится только один военный округ — Второй. И столица округа — Верхнеуральск…

В Верхнеуральск Дутов и намеревался пробраться — там много верных людей, красными не пахнет совершенно, старики, увешанные Георгиевскими крестами и прочими наградами, прочно держат общественное мнение в своих руках, большие тракты, по которым можно было бы быстро перебросить войска, — в стороне.