Милош Кратохвил - Магистр Ян

— Что с вами? — сердито спросил парень, когда товарищи опустили его вниз.

— Надо бежать, Мартин. Они идут за тобой, — сказал самый младший подмастерье, напуганный стражниками.

Другой подмастерье, выразительно поигрывая топором и хитровато поглядывая на соседей, сказал, обнажив свои белые крепкие зубы:

— А что если сегодня придется бежать не нам, а им? — Соседи засмеялись. — Ну, ребята, начнем, а?..

Сюда пришли поденщики и подмастерья сразу после работы — одни со своим инструментом, другие — с пустыми, уже давно пустыми, руками. Эти не смеялись, — их глаза холодно блестели, губы сурово сжимались, на скулах играли желваки.

Подмастерья, выжидая, глядели на Мартина и думали: «Мартин начал, пусть он и скажет, что делать дальше».

Рука молодого камнереза невольно сжала молоток. На лбу появились гневные складки. Он вспомнил слова Йиры: «Оставляя их без наказания, мы сами грешим», — и подумал, что ему достаточно сказать слово своим друзьям или подать знак… Даже не глядя на лица окружающих, он догадывался об их чувствах, — за долгие годы мук и лишений люди накопили столько ненависти, что она вот-вот вырвется наружу. Йира… А чтó сказал он, Мартин, полчаса назад Йире? «Ты — настоящий ученик магистра Яна»… Да, магистр Ян…

Мартин сказал:

— Нет, подождем, что нам скажет магистр Ян!

Подмастерья понимающе взглянули на камнереза. Его слова не нуждались в разъяснении. Они засунули свои топоры и молотки за пояса.

— Завтра — воскресенье… — сказал один из подмастерьев.

Товарищи поняли его: завтра в Вифлеемской капелле магистр будет читать проповедь. Он всегда говорил о том, что больше всего волновало их. О чем же ему теперь говорить, если не об индульгенциях? Да, следует подождать, — завтра они услышат правильный, самый правильный ответ.

Стражники застряли около паперти. Их было немного, и они не проявляли никакого усердия. Враждебные взгляды и выкрики людей отнюдь не вызывали у них желания лезть на рожон. В такой давке алебарда скорее обуза, чем оружие: пробираясь сквозь толпу, приходится держать острие алебарды высоко над головой, чтобы никого не поранить. С бешеного священника хватит и того, что они подчинились ему. В этот момент раздался резкий голос начальника, — он приказал стражникам вернуться. Подпирать стену спинами было куда спокойнее.

Три подмастерья вышли по узкой улочке на Староместскую площадь. Молодой плотник добродушно похлопал по плечу младшего каменщика:

— Что, Сташек, малость испугался?

Паренек смутился, но прямо посмотрел в глаза товарищу:

— Я испугался не за себя, Ян, а за Мартина…

Мартин не слушал их. Он остановился возле углового дома, — чистые окна блестели десятками свежевымытых стекол, а на оконных рамах и косяках дверей висели зеленые ветки. У дома уже не стояли скамейки и лестницы, не было здесь и той, кого искал Мартин. Кто-то неожиданно подошел к нему сзади и закрыл его глаза нежными ладонями.

— Йоганка! — резко повернулся Мартин.

— Я нарочно перешла на другую сторону, — сказала, улыбаясь, девушка, — чтобы ты поискал меня.

Они стояли рядом, не спуская глаз друг с друга.

Ян и Сташек начали наперебой рассказывать Йоганке о перепалке Мартина с продавцами индульгенций, о том, как толпа чуть не набросилась на стражников и священника, и о том, какое решение принял Мартин.

Йоганка слушала их, не переставая глядеть в глаза своего возлюбленного. Ей казалось, что они стали больше и нежнее. Девушка притянула к себе Мартина и крепко поцеловала его.

Никто из юношей не засмеялся. Йоганка сияла от счастья:

— За всё, что ты сделал, Мартин!

В ауле Каролинума [9] Аула — актовый зал; Каролинум — здание Пражского университета, основанного императором Карлом IV в 1348 году. студенты плотным кольцом обступили магистра Гуса. Все смеялись. Магистр весело поблескивал глазами, студенты громко и безудержно хохотали. Душная, тесная аудитория — почти половину ее занимали кафедра и два узких ряда скамей с пюпитрами — стала свободнее и светлее. Казалось, большие плиты белых стен блестели не столько от лучей заходившего солнца, сколько от задорного юношеского смеха.

Желая успокоить развеселившихся учеников, Гус подал им знак рукой:

— Итак, друзья, приступим к делу! Сегодня я познакомлю вас с образцом папского послания.

Студенты мигом разбежались по своим местам. Они достали бумагу, гусиные перья, отвязали от поясов чернильницы и бережно поставили их перед собой.

Гус подошел к кафедре. Солнечные лучи озарили его черные волосы, ниспадавшие на плечи, и безусое лицо с полными губами и густыми бровями. Поскольку магистр всегда смотрел прямо и чистосердечно, его голубые глаза казались большими и глубокими.

— Перед нами образец… — Гус сделал маленькую паузу и, не отрывая пристального взгляда от студентов, закончил: — послания папы римского Иоанна XXIII нашему королю…

Студенты зашевелились, многозначительно поглядывая друг на друга. Их лица стали серьезными. В университете изучались документы о привилегиях, нотариальные бумаги, папские бреве и буллы [10] Бреве — обычное краткое папское послание, булла — торжественная грамота со свинцовой печатью. наравне с частными документами и письмами. Тексты их никогда не представляли собой точных копий подлинных документов и писем: то были, как правило, образцы превосходного слога и словесных оборотов, обязательных в бумагах такого рода. Студенты знали, что Гус избегал хрестоматийных текстов и документы для диктантов подбирал сам. Послание, которое неспроста было связано с именами здравствовавших папы и короля, вызвало у них особый интерес.

Студенты вздрогнули от неожиданности, когда двери тихонько приоткрылись и в аулу вошел их коллега Прокопек.

Опоздавший смущенно поклонился в сторону кафедры (Гус ласково ответил ему), пробрался на цыпочках к своей скамье и быстро сел. Магистр подождал, пока тот приготовился писать. От студентов не укрылось необычное возбуждение их товарища. Блуждающий взгляд и румянец на лице юноши свидетельствовали о волнении, вызванном не только спешкой и смущением из-за опоздания, но и чем-то другим. Прокопек заметил вопрошающие взгляды друзей. Он наклонился к соседу и, задыхаясь, шепнул:

— Уже начали продавать индульгенции. Говорил об этом магистр?

Сосед отрицательно покачал головой. Гус начал диктовать:

— «Ego, Johannes, epiccopus, servus servorum Dei… — Я, Иоанн, епископ, слуга служителей божиих, шлю тебе, Вацлаву, чешскому королю, свое поздравление и святое благословение. Да будет тебе известно из сего послания, что я, памятуя завет господа нашего Иисуса Христа „Возлюби своего ближнего, как самого себя“, предал страшной анафеме обоих антипап — Венедикта XIII и Григория XII. Оба эти проклятые антихриста оспаривают мою тиару и мой трон, на которые только я имею законное право. Уже тогда, когда я был наместником покойного папы Александра V в Болонье, кроме меня не было никого иного, более достойного трона Христова царства любви на земле, — ибо я тогда изгонял, заточал в тюрьму и уничтожал всякого, кто сомневался в нашей святости…»