Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Вчера после полудня шагаси [7] Церемониймейстер. Мухаммад Юсуф-хан, который сопровождает нас, прибыл в наш лагерь с письмом от эмира, чтобы поздравить меня с оказанными мне особыми почестями и известить о церемониале приема посольства. Сегодня он встретил меня примерно в четырех милях от города с отрядом конницы, а вскоре после этого нас ожидали сардар Абдулла Джан и мулла Шах Мухаммад, министр иностранных дел, также в сопровождении кавалерии. Были подведены два слона с позолоченными и посеребренными седлами; сардар и я сели в одно, а мистер Дженкинс и министр иностранных дел завладели другим. Я не занимаю много места, но сардар — очень жирный, астматический человек. К тому же мне пришлось сидеть, скрестив ноги, и я подумал, что в таком положении нельзя провести целый день, что и одного часа было бы для меня совершенно достаточно…»

Каваньяри сделал передышку и решил подбодрить секретаря, сидевшего с хмурым видом:

— Сознаете ли вы, Дженкинс, что и ваше имя теперь запечатлено в истории?

Однако помощник майора не поддержал шутки:

— Сознаю, сэр. Еще как сознаю! Вот не знаю лишь, как я выпутаюсь из этой истории…

— Полно, полно. Незачем столь мрачно смотреть на мир. Но продолжим: «Девять полков пехоты, две батареи артиллерии и конница были построены в колонну и приветствовали процессию. Когда мы вошли в городские ворота, 18-миллиметровая полевая батарея (подарок правительства Индии Шер Али в былые дни) дала салют из 17 выстрелов. Места перед нашей резиденцией не было, поэтому почетный караул в составе пехотного полка был выстроен на улице, выходящей под прямым углом на ту, по которой мы проезжали, и салютовал нам. Когда принимались играть оркестры, они пытались, но безуспешно, исполнить гимн „Боже, храни королеву“. Вскоре после того, как мы расположились в нашей резиденции, с визитом вежливости явились мустоуфи и Дауд Шах и от имени эмира справились о нашем здоровье.

Я нанес официальный визит его высочеству в шесть часов. Он спросил о здоровье вашей светлости и о ее величестве и королевской семье и выразил соболезнование по поводу смерти принца. [8] Сына королевы Виктории. Он проявил весьма хорошее знание французских дел и заявил, что республика имеет большие шансы на существование.

Никто из наших старых друзей среди афганских сардаров не появился сегодня, и я думаю… что с ними обращаются с холодной вежливостью. Толпа была многочисленная, но в большом порядке, и я не слышал нелюбезных замечаний. Многие приветствовали нас, когда мы проезжали. Солдаты часто спрашивали наших людей, верно ли, что они теперь будут освобождены от принудительной военной службы. Персидские элементы (кызылбаши) выразили сожаление, что мы не захватили и не оставили за собой Кабул, и утверждали, что, если бы паши войска продвинулись к Джагдалаку, они восстали бы и перебили бы всех баракзайских сардаров в Кабуле».

— Написали? Ну, теперь, как водится: «Преданный вам Л. Каваньяри» (майор никогда не ставил в подписи все свои инициалы). Так, наконец-то я вижу на вашем лице улыбку, хотя, черт меня побери, если я знаю, чем она вызвана именно в настоящую минуту. Не соблаговолите ли пояснить, что так благотворно подействовало на ваше настроение.

— Прошу извинить, сэр, но нас, чиновников гражданской службы, учат ни в коем случае не вводить в заблуждение вышестоящих лиц. Даже из самых благих побуждений. Ибо в результатё этого могут быть приняты неправильные решения…

Майор побагровел:

— Вы что же, хотите сказать, что мое донесение лживо?

— Упаси меня боже! Я лишь позволю себе заметить, что не все акценты расставлены в нем на должных местах, сэр. Не все аспекты ситуации оттенены.

— Слишком умно! Ну-ка, переведите все это на простой язык.

— Хорошо, сэр, постараюсь. Возможно, лорду Литтону было бы небезынтересно знать, что пышный прием, о котором так интересно рассказано, состоялся лишь в ограде эмирской резиденции Бала-Хиссар. Что по городским улицам мы промчались слишком быстро, и там нас никто не приветствовал. Скорее наоборот: я слышал отнюдь не лестные выкрики в наш и персонально в ваш, сэр, адрес…

— И что же там кричали?

— Честно говоря, мне бы не хотелось об этом говорить, сэр.

— Но раз вы уже начали, то выкладывайте, не стесняйтесь!

— Извольте, сэр. Они кричали: «Долой миджара Камнари!», «Снимите голову с этого сводника!», извините, сэр! «Нам не нужен ни Гандамак, ни предатель Якуб, ни Камнари!», «Бей инглизи!» — и дальше в том же духе…

— И это все?

— Отнюдь нет. Войска были специально построены, чтобы оградить нас от возможного нападения толпы. Как мне шепнул министр иностранных дел еще во время поездки на слонах, у эмира был наготове специальный конный отряд для подавления беспорядков, он не раз пускал его в дело, стараясь, однако, чтобы это не привлекло нашего внимания и не подорвало его престиж…

— А откуда вы знаете об этом? — Каваньяри уже явно искал пути к отступлению.

— На это сразу же пожаловался Дауд Шах, едва переступив порог нашего помещения… И об этом я уже вам докладывал, сэр, со слов все того же министра — муллы Шах Мухаммада… Ведь Якуб-хан не доверяет даже своим войскам: накануне нашего приезда по его приказу у солдат и офицеров, выделенных для эскорта и парада, были отобраны все патроны, порох и пули…

— Патроны, порох и пули! Сразу видно штатского, — вспылил майор. — Неужели непонятно, что патроны — это и есть порох и пули!

Было ясно, однако, что не эта обмолвка вызвала недовольство чрезвычайного посланника и полномочного министра. Он встал и нервно зашагал по комнате.

— Возможно, в чем-то вы и правы, Дженкинс, — заговорил Каваньяри, успокаиваясь. — Откровенно говоря, мы еще не завоевали симпатий афганцев. К этому надо стремиться. Деньги у нас есть, а они в подобных непросвещенных странах имеют немалое значение. А если их много, да еще когда они сочетаются с достаточной военной силой… Ничего, мы вытравим их буйный дух. Дайте срок. Они забудут свои мятежные настроения. Уж я постараюсь! Что же касается письма вице-королю, то я не вижу оснований его переделывать. Кое-что не нашло в нем отражения, но это несущественно. Потом допишем. Отправляйте!..

Дженкинс поклонился и вышел.

…Немногим более пяти недель провел майор-дипломат на своем посту. Что успел бы сделать за столь короткий срок кто-нибудь другой, оказавшись в чужой стране, среди почти неведомого народа? Едва-едва осмотреться, бегло познакомиться с жизнью и достопримечательностями Кабула, побеседовать с двумя-тремя десятками жителей.

Не таков был Каваньяри, и не случайно начальство взыскало его милостями и облекло высоким доверием. С первых же дней пребывания в афганской столице он развил кипучую деятельность. Гонцы сновали между резиденцией посла и домами сановников. Наверно, не нашлось ни одного недовольного Мухаммадом Якуб-ханом или когда-то обиженного его отцом, кто бы не наведался в двухэтажный дом, чтобы излить свои чувства. Там они встречали полное понимание.