Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

Ротмистр ничего не сказал, сел на привязанную за воротами лошадь и ускакал.

— Что случилось? — спросил Абдуррахман-хан у переводчика, которого не раз встречал у начальника Зеравшанского округа генерала Иванова.

— Понятия не имею, — пожал тот плечами. — Генерал Кауфман велел вам отправляться в Ташкент, и он сам изложит суть дела.

Не прошло и часа, как за дувалом усадьбы послышался шум и конский топот.

— Сардар, там целое войско! — вбежал в комнату напуганный слуга.

Действительно, ротмистр вернулся в сопровождении отряда пеших и конных стражников. Абдуррахман-хан был вынужден подчиниться силе, и его под конвоем отвезли в резиденцию начальника округа.

— Знал бы, что меня возьмут как арестанта, сразу пошел бы, джарнейль-саиб, — хмуро бросил он Иванову.

— Почему как арестанта? — удивленно посмотрел тот на ротмистра.

— Добровольно ехать сардар отказался. И я счел целесообразным…

— Ну зачем уж так сразу бить тревогу? — погладил бороду Иванов. — Наш друг и сам понимает необходимость строгого и неукоснительного выполнения указаний и требований главного начальника края.

Вскоре Абдуррахман-хан уже катил в Ташкент в экипаже, сопровождаемый ротмистром и двумя преданными слугами. «Погубил меня этот проклятый дервиш!» — сокрушался сардар.

Абдуррахман-хан ошибался. Царские власти знали, что претендент на афганский престол поддерживает связи с приверженцами на родине, и смотрели на это сквозь пальцы. Конечно, по-иному они отнеслись бы к его встрече с британским агентом. Но визит «каландара» прошел мимо их внимания.

И тем не менее всемогущий правитель Туркестана был обеспокоен как раз возможными контактами Абдуррахман-хана с англичанами. Российский посол в Тегеране Иван Зиновьев сообщал, что прибывший в этот город капитан Чарлз Нэпир проговорился о желании Лондона видеть сардара в Афганистане. И удивительное совпадение: телеграмма Кауфману из Петербурга от начальника Главного штаба Гейдена содержала намек на целесообразность отправки Абдуррахман-хана на родину. Как это понимать?

Генерал-губернатор возмутился. Он ответил, что афганцы ведут борьбу с напавшими на них англичанами и появление там «эмигранта» внесет разлад в ряды патриотов. Вскоре, однако, выяснилось, что депешу Гейдена инспирировал «друг Англии» — под таким прозвищем в сановных кругах Российской империи был известен царский посол в Лондоне Петр Шувалов, бывший шеф жандармов…

В сложившейся обстановке лучше было, пожалуй, на всякий случай удалить своевольного сардара от афганской границы, избавить от ненужных соблазнов, поместить поближе, в поле зрения высших властей Туркестана.

Вот почему, когда Абдуррахман-хана привезли наконец в Ташкент и доставили в дом генерал-губернатора, Кауфман в деликатных тонах разъяснил ему, что постоянно нуждается в его мудрых советах в связи с событиями в Афганистане и просит не отказать ему в этом.

Абдуррахман-хану предоставили дом, в котором некогда жил военный губернатор Сырдарьинской области Головачев. Пока его приспосабливали для нового хозяина, сардар с челядью разместился в «кашгарском» квартале. Прикомандированный к Абдуррахман-хану чиновник рассказал, что за пятнадцать лет до того в Кашгаре вспыхнуло восстание против китайского господства и правителем, бадаулетом, стал выходец из Средней Азии Якуб-бек, бывший кокандский военачальник. В состав его государства сначала вошли шесть, а затем семь городов Восточного Туркестана, и оно соответственно именовалось Олтышаар («Шестиградье») и Джетышаар («Семиградье»). В 1877 году Якуб-бек умер. Среди его преемников начались раздоры. Пекин бросил против Джетышаара большую армию и, залив его кровью, восстановил там свое владычество. Тысячи беженцев хлынули в русские пределы. Сын Якуб-бека Бек Кули-бек с многочисленными приверженцами осел в Ташкенте, дав название кварталу.

Сардар внимательно слушал, сопоставляя судьбы Кашгара и Афганистана, свою и наследника Якуб-бека. В них было немало общего. И Афганское государство намерена ликвидировать более мощная держава, и ему приходится жить, а может быть, и умереть на чужбине… Однако если так записано в «книге судеб», то надо смириться! Он не подозревал, что этой зимой в его жизни произойдут решающие перемены.

Командование Кабульского полевого отряда, весьма озабоченное тем, как прибрать к рукам непокорную афганскую столицу, приняло решение прежде всего избавиться от низложенного правителя.

Ранним утром 1 декабря 1879 года, когда над Кабулом еще не рассеялась ночная мгла, на пешаварскую дорогу выехала конная колонна. Ее начальник майор Гаммонд получил секретное задание особой важности: под конвоем эскадронов 9-го уланского и 5-го пенджабского кавалерийского полков вывезти в Индию бывшего эмира Мухаммада Якуб-хана. Среди английских улан и пенджабцев в ярких мундирах сквозь частокол пик с колышущимися флажками трудно было разглядеть несколько фигур в темных овчинах: по распоряжению генерала Робертса свергнутого властителя сопровождало всего несколько приближенных. Его малолетнего сына Яхши-хана оставили в столице в качестве заложника.

3 декабря колонна достигла Гандамака: путь по заснеженным горным дорогам был нелегок. Лишь немногим более полугода, размышлял Якуб-хан, прошло с тех пор, как он, полноправный и суверенный владетель, приезжал сюда, чтобы заключить договор со своими соседями. Договор плохой, недостойный Афганистана — бывший эмир уже давно это понял. Еще в Герате, молодой и неопытный, поверил он льстивым речам инглизи. Ссорился с отцом, когда тот, напоминая о прошлом, призывал не доверять им… Вот тогда все и началось: если первый камень положен криво, стена будет кривая до самого верха. Прав был отец! И вот меня везут как пленника, видно, судьба…

Колонна благополучно добралась до Пешавара. Мухаммаду Якуб-хану была отведена резиденция подальше от афганских границ — в маленьком городке Дехрадуне, недалеко от Лудхияны. Это было символично: в Лудхияне долгие годы жил его давний предшественник на кабульском троне Шуджа уль-Мульк; оттуда Шуджа ровно сорок лет назад отправился, чтобы с помощью вражеского войска завоевать свою страну. «На такое я не пойду!» — подумал Якуб-хан.

А в Кабуле британское командование изо всех сил старалось доказать населению, что отныне его уделом является полное и безусловное повиновение. Однако настойчивые призывы сдать оружие, сопровождавшиеся обещанием амнистии, не производили почти никакого впечатления. Робертс цедил сквозь зубы изысканные ругательства, читая ежедневные сводки, составленные в его штабе. Изъятое оружие исчислялось смехотворными цифрами.