Николай Шпанов - Повести об удачах великих неудачников

Папена жестоко осмеяли.

Но этим дело не кончилось. Оскорбленный ле Гост и его друзья-монахи подхватили заявление Папена о «таинственной машине», действующей огнем. Они обвинили ученого в богохульстве, в оскорблении отцов церкви. По их словам, еще святой Николай благословил паруса — единственное средство привести судно в движение. Нигде в трудах отцов церкви не говорится ни о каких других силах, кроме силы ветра и течения, которые могут двигать корабли. Поэтому всякий, кто утверждает, что нашел в природе иные силы, действует не иначе, как по наущению дьявола.

Теперь враги Папена получили повод прямо обвинять его в преступлениях против веры. Это было в их руках сильным оружием в борьбе с гугенотом, за которого и заступиться-то было некому.

И поповская компания воспользовалась этим оружием. Очень скоро Папена потребовали в канцелярию кардинала, но на этот раз с ним беседовал не сам кардинал — он даже не вышел.

Папен стоял перед столом, за которым сидели чиновники в сутанах [12] Сутана — длинная, с узкими рукавами ряса католического духовенства. и записывали каждое его слово.

Следствие затянулось. Папена не арестовали только потому, что кардинала не было в городе и монахи не знали, насколько круто можно обойтись с королевским академиком. Но его ни на минуту не оставляли в покое, преследовали мелкими интригами и часто вызывали на допросы.

Папен решил не сдаваться. Он упрямо продолжал работать, насколько позволяли условия. Как раз в это время по Парижу разнесся слух, что из Сабле приехал некий слесарь Бенье, утверждающий, будто им построены крылья, на которых может полететь человек. В доказательство Бенье собирался совершить полет с одного берега Сены на другой.

Одни отзывались о Бенье, как о жулике, приехавшем из провинции дурачить парижан. Другие, религиозно настроенные, полагали, что под грубым кафтаном мастерового скрывается какой-нибудь скромный, но просвещенный монах. Они полагали, что при содействии духа святого монах узнал, как вознесся на небеса Иисус Христос, и теперь желает облегчить верным сынам церкви путешествие на небо. Наконец, были и такие, что вообще боялись говорить открыто об изобретении Бенье. Ведь известно — подобные штуки творятся не иначе, как в уговоре с нечистым. Наживешь еще неприятности с церковью! А время было не такое, чтобы пренебрегать милостью монахов.

Слухи о Бенье, к тому времени уже сильно приукрашенные, дошли и до Папена. Угадав под шелухою сплетен зерно здравого смысла, он решил его откопать и добрался до самого Бенье.

Оказалось, что мастеровой действительно приехал из провинции и действительно изобрел летательный аппарат. Слесарь и впрямь собирался, на удивление зрителям, пролететь над Парижем, достигнув этим славы и богатства.

Бенье жил на задворках дешевого постоялого двора, где ему сдали полуразвалившийся сарай. Здесь Папен и увидел аппарат. Это было сооружение из веревок, палок и пластин, подвешенное к потолку. Тщательно осмотрев его. Папен пришел к выводу, что слесарь, прежде всего, не шарлатан и не дурак — малый знал, что делает. Бенье уверял, что, раскачивая палки с прикрепленными к ним пластинами, он получит нужную опору о воздух. При поднимании конца палки пластины будут складываться и не окажут сопротивления воздуху; при опускании они расправятся и, опираясь о воздух, создадут подъемную силу.

В принципе это было верно, но у Папена возникло другое сомнение: сможет ли человек, находясь в полете, орудовать этими палками и сохранять равновесие? Мягко, чтобы не обидеть изобретателя, Папен высказал ему свои соображения. Но Бенье и слышать ничего не хотел. Вместо ответа он привязал себя к палкам и, повиснув на них тут же, в сарае, показал Папену, как полетит. И здесь ученому стало окончательно ясно, что Бенье обрекает себя на осмеяние толпы. Он сделал попытку отговорить слесаря от полета, но тот был упрям. Он обратился к Папену с просьбой помочь ему осуществить мечту, которой жил уже несколько лет и помимо которой ничто для него не существовало.

Папен по себе знал, как тяжела для изобретателя невозможность испытать свой аппарат. У него не хватило сил отказать Бенье в просьбе. Он рассудил: в худшем случае Бенье осмеют зрители, и он выкупается в водах Сены.

И Папен согласился написать статью, в которой оповещал парижскую публику о замыслах Бенье и рассказывал о его изобретении.

Папен предвидел, что такое выступление в печати может ему повредить, но ради помощи изобретателю он пренебрег опасностью. К тому же он надеялся, что не сегодня-завтра король возвратится в Париж, а стало быть, недалек день, когда он сможет пожаловаться на всех своих преследователей.

Но так же нетерпеливо, как Папен, ждали приезда Людовика и враги ученого. Ведь вместе с королем возвращался и кардинал, а уж он-то не даст спуска этому еретику! Уж он-то поможет разделаться с зазнавшимся гугенотом!

В ожидании кардинала враги Папена не теряли времени: они решили использовать статью о Бенье и перешли в открытое наступление.

Однажды, когда Папен возвращался домой, на углу улицы, где он снимал комнату, он встретил сынишку хозяйки. Оказалось, мальчуган уже давно ожидал его, чтобы предупредить, что дом оцеплен полицейскими. Мальчик сунул Папену плащ и краюшку хлеба и убежал.

Ученый в раздумье стоял на улице. Теперь он остался даже без крова. Единственным во Франции домом, двери которого для него были еще открыты, оставалась тюрьма.

Но нет, там его не дождутся! Ведь сдаться врагам — значит навсегда отказаться от работы!..

Папен долго бродил по улицам, не зная, где приткнуться.

Туманное утро застало его в овраге. Он провел там ночь, завернувшись в плащ.

Он решил провести в этом овраге и день, чтобы не попадаться на глаза парижанам. Только с наступлением темноты он вышел из убежища.

Бродя в потемках, Папен вдруг услышал свое имя. О нем говорили шедшие впереди люди. Он радостно бросился было к этим прохожим, но вовремя увидел, что это полицейский и монах. Папен прислушался. Оказалось, что именно эти люди должны были отыскать его, арестовать и представить в канцелярию кардинала, который завтра возвращался в Париж вместе с королем.

— Черт бы побрал этих гугенотов! — сказал полицейский. — С ними хлопот не оберешься.

Монах весело ответил:

— Погоди, сын мой, еще немного, и мы зададим им перца. Они у нас попляшут.