Александр Западов - Подвиг Антиоха Кантемира

В конце марта 1741 года Кантемир отправился во дворец, чтобы повидаться с Флери. Он был сразу принят и в кратких словах изъяснил кардиналу, что русский император — Кантемир настойчиво произносил этот титул, который не желали признавать за русскими государями короли Франции, — готов совместно с французским королем решить, какие меры нужны, чтобы воплотить гарантии прагматической санкции. Так называлось признание права на наследство после императора или цесаря Карла VI, владевшего Австрией, Венгрией и другими землями, за его дочерью Марией Терезией. Все европейские государства были вовлечены в споры об австрийском наследстве, и от имени русского императора Иоанна VI, лежавшего еще в колыбели, его полномочный министр князь Кантемир беседовал теперь на темы наследования с первым министром Франции кардиналом Флери.

Известно, что король Франции имеет доброе расположение к Марии Терезии, и он, Кантемир, не раз докладывал об этом в Петербург своему императору. А если Франция и Россия вместе возьмут на себя защиту прагмагической санкции, никто против них спорить по будет.

И ответ кардинал Флери произнес, как показалось Кантемиру, неожиданную и дикую речь.

— Да, — повысив голос, сердито заговорил он. — Дурное положение дел венгерской королевы касается только ее лично. Король Франции не может и не должен участвовать в поправлении ее обстоятельств, он вовсе не обязан этим заниматься. Неужели нужно повторять, что наш король не принимал участия в гарантии прагматической санкции? Эту тягость пусть несут державы, принявшие на себя задачу обеспечить гарантию. Скажу больше. Пусть Франция не объявила войны англичанам, однако находится вовсе не в такой дружбе с ними, чтобы рядом спешить на помощь Марии Терезии. Надеюсь, мои слова достаточно ясны?

— Вряд ли его преосвященство, — спокойно сказал Кантемир, — господин кардинал мог забыть, что между христианнейшим королем Франции и покойным императором Австрии Карлом VI был заключен союзный договор и Франция получила немалое вознаграждение за то, что гарантировала эту прагматическую санкцию. Ваше преосвященство много раз обнадеживали австрийского посла, да и резидентов других держав, что договор этот будет свято исполняться. Можно ли об этом не вспоминать?

Кардинал на мгновение смутился.

— Правда, — как бы нехотя молвил он, — договор как будто был заключен, однако в действие обе стороны его не приводили. Император Карл VI ратификацию договора произвести не торопился и даже старался задержать ее на регенбургском сейме.

— Что было на сейме, мне мало знакомо, — возразил Кантемир, — но к чему бы, кажется, покойному императору останавливать ратификацию? Этому верить нельзя. Всем понятно, что утверждать договор на сейме не требовалось, потому что прагматическая санкция относится только к частным владениям австрийского императорского дома, а не к самой империи.

Кардинал Флери обеими руками перебирал рубиновые четки и молча глядел в глаза русскому резиденту.

"О чем дальше толковать? — подумал Кантемир. — Он всякий стыд потерял. Уж и от договора отрекается. Видно, собрался всеми способами вредить венгерской королеве. Но когда и где в действие свою злую склонность приводить будет? Вот что узнавать надобно. А здесь сидеть нечего".

Он откланялся и, едучи домой, обдумывал свой отчет в Петербург. Старик Флери не любит войны, и его король не станет воевать с Марией-Терезией. Пожалуй, Франция сейчас не будет мешать другим державам помогать Австрии в войне с Пруссией. По взамен Флери постарается раздуть междоусобную войну среди германских княжеств, чтобы иметь основание ввести войска для защиты союзных Франции государств и получить возможность приобрести новые области. Чем он займется дальше — предсказать пока трудно.

Все же, чтобы выяснить намерения французского правительства, Кантемир через месяц вновь навестил кардинала Флери. После взаимных приветствий и сообщений о здоровье русского императора и французского короля кардинал заметил вскользь, что в окрестных странах усматривается пока мир и покой. Как будто не знал старый лицемер, что прусский король во главе своих войск занял Силезию! А вот в Швеции — что должно бы, наверное, обеспокоить господина полномочного министра — наблюдаются военные приготовления.

— Что бы это значило? — невзначай осведомился кардинал.

— Шведские движения всем видны, — сказал Кантемир, — но помешать соседней стране вооружаться нам никак не способно. Российский император ничем не пренебрегает для сохранения на Севере тишины…

Ссылка на младенца, который не пренебрегает, показалась Кантемиру смешной, однако он сдержал улыбку и закончил серьезным предупреждением:

— Но если, против желаний нашей страны, шведы начнут войну, мы сумеем дать им острастку и весь мир должен будет признать силу России!

— Да, да, конечно, — поспешил согласиться Флери. — Совсем не понимаю, как шведский двор может решиться воевать против России — ведь ваше государство огромно и армия обучена по-европейски. Впрочем, теперь мирные договоры становятся редкостью, каждый ищет воевать с каждым, льется кровь людей, гибнущих в угоду честолюбию владетелей. Кажется, напрасно я прожил свою долгую жизнь — труды мои, предпринятые в пользу общего спокойствия и блага народов, никем не были ни поощрены, ни даже замечены.

— Нет, ваше преосвященство, — сказал Кантемир, — ничьи труды, на общую пользу предпринятые, не пропадают, и творцы их вечной благодарности удостаиваются. А злые властители будут ответ держать перед разгневанными народами Европы за пролитую ими кровь.

Флери охотно поддержал моралистическое направление беседы. Русский министр — образованный и разумный господин, беседа с ним всегда приятна.

— Род человеческий, — продолжал Флери, бог наказывает не только войнами, но и другими бедами. Бывает, в один год встретятся жестокая зима, сухое лето, голод, болезни… Это знаки немилости божьей. Отчего же не останавливают они высокомыслия иных монархов? Не желают такие правители внимать предостережениям неба! Всякий спешит ввязаться в воину, которая, собственно, и не касается до пего.

В сетованиях кардинала Флери Кантемир увидел повод затронуть более злободневные темы.

— Ваше преосвященство, справедливо изволите рассуждать, — сказал он. — Все дела в Европе можно было полюбовно решить и закончить, если б не помешало тому нападение прусского короля на Силезию. Другие державы связаны кто с Австрией, кто с Пруссией, и между собой они к одному итогу не придут. Им нужен умный и благожелательный посредник. Французское правительство могло бы взять на себя эту роль, а справедливость и миролюбие министра его, то есть вашего преосвященства, давно всему свету известны.