Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

— Что это за ларец у тебя в руках? — остановил его аль-Фадль.

— Я держу в нем свои снадобья, — быстро сказал Бехзад и вышел из залы.

Выйдя от аль-Фадля, Бехзад сел на коня и, углубившись в лабиринт узеньких городских улочек, вскоре достиг окраин. Тяжелые раздумья одолевали молодого человека. Он был огорчен предложением взять в жены дочь Хасана, Буран. Ему отчего-то казалось, что аль-Фадль Ибн Сахль истолковал пылкость его слов не как искреннее желание вступить в борьбу с Аббасидами, а как стремление заслужить руку Буран. Если бы только визирь мог проникнуть в сокровенные мысли Бехзада, он бы увидел, что нет более доблестного воина, рвущегося на бой с врагами.

Болью отозвались в сердце молодого человека эти невеселые думы, затем на него нахлынули воспоминания о Маймуне. Как он решился оставить ее в Багдаде, когда ненависть между сыновьями покойного халифа крепнет день ото дня и междоусобная война готова вспыхнуть в любой миг! Но затем, припомнив, что девушка поселилась во дворце аль-Мамуна, Бехзад успокоился. Погруженный в свои мысли, он ехал, отпустив поводья, а когда очнулся, то обнаружил, что конь унес его далеко от места, к которому он направлялся. Бехзад повернул коня назад и вскоре достиг конца одного из переулков, упиравшегося в дверь, у которой он и спешился. Бехзад, с ларцом в руках, остановился у двери, постучал условленное число раз и немного подождал. Не прошло и минуты, как дверь распахнулась и на пороге показался высокого роста старик-невольник. Когда слуга признал Бехзада, он бросился к нему, схватил его руку и многократно облобызал ее.

— Господин!.. Господин!.. Неужто, это вы? Ах, как долго вас не было! — восклицал старик и уже хотел было взять ларец, но Бехзад отказался от его услуг. Тогда невольник отвел коня на конюшню и запер за гостем дверь. Бехзад едва поспевал за стариком, который, от радости не чуя под собою ног, бежал по коридору, ведущему во внутренний дворик. Здесь слуга шмыгнул в одну из комнат, расположенных по четырем сторонам просторного двора. Посредине комнаты сидела дряхлая старуха, закутанная в покрывало. У нее были седые волосы, лоб изрезали глубокие морщины, а низко нависшие брови скрывали глаза.

— Приехал господин!.. Господин приехал! — еще с порога закричал слуга.

Старуха вздрогнула от неожиданности.

— Приехал? — встрепенулась она. — Где он?

В это время Бехзад появился в дверях и бросился перед старой женщиной на колени, покрывая поцелуями ее руки. Она глянула на него, обхватила руками и прижала к своей груди.

— Добро пожаловать, сынок мой дорогой! — сдавленным от слез голосом проговорила старуха, целуя юношу. — Вот ты и приехал, Кайфер! Заждалась я тебя, сыночек. Думала, что умру, так тебя и не повидав и не исполнив своего обета…

Слезы мешали ей говорить.

— О чем ты плачешь, моя госпожа? — стараясь сохранить спокойствие, спросил Бехзад. — Лучше воздай хвалу господу, что нам довелось свидеться.

— Я и так молилась всевышнему, чтобы он вернул тебя мне живым и невредимым. — Старуха крепилась, чтобы не расплакаться вновь. — Откуда ты сейчас, сынок?

— Из Багдада.

— Уладил ли ты все свои дела?

— Да. Я привез то, чего ты так желала.

— Ты привез его голову? — изумилась старуха.

— Да, моя госпожа.

— Где же она?

Бехзад указал рукой:

— Она — в этом ларце.

— В ларце? — И тут — куда только девалась старческая немощность! — старуха с живостью протянула руки к ларцу со словами: — Открой его… дай мне взглянуть на голову моего отца! Позволь мне полюбоваться ею, прежде чем я оставлю этот мир!

Бехзад уселся поудобнее, кивком головы удалил из комнаты слугу и, когда они остались одни, осторожно открыл ларец, вынул череп и положил его перед старухой. Тотчас по комнате распространился запах тлена. Старуха впилась широко раскрытыми глазами в череп и вскрикнула:

— Да, это голова Абу Муслима! Голова моего отважного родителя! Ты воскресил его для меня, сынок!

Давясь слезами, она принялась целовать мертвую голову. Эта сцена так подействовала на Бехзада, что он сам чуть было не разрыдался.

— Моя госпожа, тебя ждет еще большая радость, когда я отомщу за него.

— Да… Ты должен отомстить, — старуха немного успокоилась, хотя пальцы ее все еще дрожали, — ведь недаром я назвала тебя Кайфер. Твое имя, сынок, означает «отмщение». Ты отомстишь за этого вероломно убитого человека… Но как тебе удалось разыскать его голову, ведь до меня дошли слухи, что его тело бросили в Тигр?

— Я полагал точно так же, — ответил Бехзад. — Но мне удалось познакомиться с одним стариком, свидетелем злодейского убийства. Он указал мне место, где было погребено тело, и помог извлечь его череп. Не может быть никаких сомнений — это голова Абу Муслима. Присмотрись хорошенько еще раз…

Старуха глянула на голову помутневшим от слез взором и промолвила:

— Да… Это он… Биение моего сердца тому порукой. Да, это голова моего родителя Абу Муслима… Кайфер!.. Кайфер!.. Ты настоящий мужчина. Ты отомстишь за него! Может, уже пришла долгожданная пора?

— Да, пришла, моя госпожа. А для тебя настал час рассказать о моем прошлом и вручить мне то, что ты обещала.

— Сынок, я готова. Но повремени немного. Прежде чем я вручу тебе обещанное, я должна поведать тебе одну историю… Может, ты хочешь сперва немного подкрепиться?

— Нет, моя госпожа, — отказался Бехзад.

Старуха поднялась со своего места, слегка придержав Бехзада за плечо, чтобы помешать ему встать вместе с ней, и твердой поступью, словно женщина полная сил, направилась к сундуку, стоявшему у стены. Бехзад проводил ее нетерпеливым взглядом. Старуха вынула из кармана ключ и отперла сундук. Взяв оттуда продолговатый сверток, обернутый шелком, она подошла к Бехзаду, положила сверток перед ним и села.

— Тебе ведь известно, что я — Фатима, дочь Абу Муслима из Хорасана? — начала она свой рассказ.

— Да, — подтвердил Бехзад.

— Все люди, и ты в том числе, уверены, что я приютила и воспитала тебя и что никто не знает твоих родителей.

— Да, — согласился он.

— Так вот: родителей не знает никто, кроме меня.

— Раскрой же мне правду!

— Община хуррамитов всегда благоволила ко мне, потому что во мне течет кровь Абу Муслима, но они не догадываются, что его кровь течет и в твоих жилах.

— Во мне течет кровь Абу Муслима?! — воскликнул Бехзад. — Каким образом?..

— Очень просто, ведь ты мой сын, — улыбнулась Фатима.

— Твой сын? — повторил с изумлением юноша. — Я — твой сын?!

— Да, мой мальчик, — подтвердила Фатима, — ты моя последняя радость.

Она прижала Бехзада к груди и поцеловала, а он припал губами к руке матери.