Валентин Тарасов - Чеслав. Ловец тени

— Может, я и стал дряхлеть, но из ума еще не выжил! — воспылал негодованием волхв и даже затрясся.

Казалось, сказанное Чеславом раскаленным железом коснулось его старческого тела и прожгло до самого чув­ствительного места. Ведь поначалу Колобор, когда почув­ствовал, что временами утрачивает дар слышать Великих, а стоящий рядом Миролюб вдруг уверенно зашептал, и сам испытал потрясение сродни ужасу. Но, пережив первый шок, вида не подал, а продолжил повторять про­износимое помощником, словно сам слышит божествен­ное вещание. Уже по окончании священнодействия его стали тревожить сомнения, страхи и переживания по по­воду подлинности и происхождения слов, произносимых Миролюбом. Но после долгих раздумий, тяжких терза­ний и попыток перепроверить свою интуицию, волхв смог-таки убедить себя в их божественном источнике. Миролюб же и вида не подавал, что причастен к ним. Лишь видя затруднения Колобора, испив из чаши мудро­сти, начинал тихо доносить ему волю Великих...

Дрожащей рукой Колобор дотронулся до символа Даждь-бога на груди и уверенно, горячо зашептал:

— Чую я то, чую! — И после слабеющим голосом, слов­но еще раз убеждая самого себя, добавил: — Чую!

Во вновь повисшей тишине слышно было, как алчущая крови комариха затянула свою пронзительную песню, вы­бирая жертву на поживу. Вот только кого из них — стар­шего летами или младого?

Выждав какое-то время и, очевидно, поборов в себе ра­зыгравшиеся страсти, Колобор заговорил уже привыч­ным суровым тоном мудреца:

— Ты, Чеслав, хоть и молод еще, но не по летам здра­вый муж. Может, когда-нибудь возглавишь род ваш, а то и городище. — Увидев недоверие в глазах парня, он про­должил все так же уверенно: — Говорю слова эти, вовсе не хвалебные, а скорее справедливые, не чтобы задобрить тебя, а к разуму взываю и мудрости. Не мути тины реч­ной, не вноси смуту в общину и племя. Ей и так смертей наглых достаточно. От того только хуже будет...

Чеслава ставили перед нелегким выбором: скрыть уви­денное в капище, чтобы сохранить и так шаткое спокой­ствие среди соплеменников, или открыть тайну волхвов и, возможно, уберечь племя от еще больших бед. Что из­брать? Что будет меньшим злом для люда? Где сыскать ту мудрость?

— Я подумаю... — коротко ответил молодой охотник и, уже поднявшись, чтобы уйти, вспомнил, зачем шел к волхву. — То не пошесть была...

— Что? — не сразу понял Колобор, очевидно, все еще думами оставаясь в только что пережитом.

— Погибель семейства Горши, Молчана и чужаков — не от пошести сталась, — пояснил Чеслав. — В городище у Хрума смертей вовсе не было.

Лишь на миг Чеслав заметил в глазах волхва смятение. А далее Колобор уверенно повторил сказанное когда-то ранее:

— Великие мне про пошесть поведали.

«Уж не со слов ли Миролюба?» — пронеслось в голове у Чеслава. И по легкой судороге, пробежавшей по лицу жреца, он понял, что мысль эта не осталась тайной для старого волхва. Но вслух о том никто из них не проронил ни слова.

Уже дойдя до выхода из хижины, Чеслав внезапно оста­новился.

— Спросить хочу...

— Спроси, — отозвался Колобор.

— А кто еще в племени нашем этим даром обладает?

Даже в полумраке, разбавляемом лишь слабым огонь­ком светильника, было видно, как, весь напрягшись, по­добрался Колобор, как сжались его губы, а в глазах вспыхнул ледяной осколок гнева. Не надо было быть провидцем, чтобы понять: волхв, конечно же, догадался, о ком спро­сил его Чеслав. Знахарка Мара! Непримиримая вражда этих двух людей и ее причина, покрытая седой древно­стью, интересовала Чеслава не меньше других. И ведь у Мары был дар — Чеслав это знал точно.

— Не ведаю о таких... — От слов старика повеяло же­стоким холодом. Сжав символ Даждьбога в руке с такой гневной силой, что она даже побелела, Колобор проро­котал на всю хижину: — Сколько живет племя наше на этой земле, сколько стоит городище, Великие только в этом капище, заложенном по их божественному указа­нию и для служения им, волю свою гласят. А все осталь­ное — скверна!

И уже за дверью, а после и по дороге в городище в ушах Чеслава все еще звучало пронзительно холодное и гроз­ное: «Скверна!»

Прошло уже несколько дней после их возвращения от со­седей, и, несмотря на то что в городище и округе, каза­лось, воцарилось наконец-то спокойствие и не было но­вых смертей, Чеслав едва находил себе место.

Он искал. Упрямо и упорно. Искал след, за который можно было ухватиться и, распутав его, найти нелюдя, погубившего соплеменников и ставшего теперь его лич­ным врагом. Искал и того, кто мог преследовать его за дев­ку. Искал...

Поглощенный беспокойными думами, молодой охот­ник почти утратил сон. Часто по ночам он лежал с откры­тыми глазами, вглядываясь в глухую черноту, скрываю­щую чертоги их жилища, как будто хотел рассмотреть в ней обличье тени, о которой говорила Мара. И лишь к утру, измордовав себя мысленными блужданиями, забывался коротким сном. Кроме того, он почти ничего не ел, не находя в пище прежнего вкуса. Ранее цветущий, юный муж осунулся и даже похудел к величайшему огор­чению заботливой Болеславы, которая, видя мытарства своего выкормыша, маялась не меньше его.

Пытаясь найти подсказку, Чеслав несколько раз наве­дывался в пещеру старой Мары, но все никак не мог за­стать знахарку на месте. Не застал он в селении и своего учителя Сокола, который, по полным горечи и скрытой досады словам дочери, едва почувствовав в себе силы, от­правился в лес как раз перед их возвращением в селение.

Как-то, возвращаясь после очередной неудачной по­пытки застать в пещере Мару, он заприметил в стороне от тропы Зоряну. И отчего-то одну. Уже несколько дней — где сам, а где подсылая Кудряша — присматривал Чеслав за теми, кто, по его мнению и по словам Кривой Леды, мог затаить на него зло за купальские любощи с девкой. Од­нако те наблюдения ничего не дали. Мужи вели себя как обычно и ничем не выказывали своего внимания к жиз­ни Чеслава. Присматривали они время от времени и за самой Зоряной. Авось еще какой тайный мститель за похищенный девичий первоцвет проявится возле нее? Ес­ли только той ночью была с ним Зоряна...

Чеслав, прильнув к стволу старой березы, наблюдал, как девушка, бродя между большими каменными валу­нами, время от времени присаживалась и ловко собира­ла в корзину ягоды. Место здесь для этого и впрямь бы­ло удачное: из-за камней деревья росли редко, и солнце баловало ягоду теплом, наполняя сладостью, а еще непо­далеку располагались болота, которые давали своей вла­гой сочность. Вот и устилало лесное лакомство все про­странство вокруг каменных глыб.

Посматривая на увлеченную сбором ягод Зоряну, Че­слав размышлял о том, чтобы выйти к ней открыто и спро­сить, не она ли была с ним в купальскую ночь. Но, зная нрав красавицы, был почти уверен, что она никогда не со­знается по принуждению, разве только по своей воле. А ее воли на то может и не быть вовсе. Ведь он уже пытался как- то выведать у нее про это, правда, не спросив напрямик, а намеком. Та, которая была с ним на ночном берегу, безусловно, намек поняла бы. Зоряна же тогда промолчала. Неожиданно Чеслав утратил ее из виду. Его внимание отвлекла свара глупых птиц, затеянная в кроне березы, под которой он стоял. Пернатые шумно делили какую-то добычу. Он лишь на миг отвлекся, а когда перевел взгляд на место, где только что стояла Зоряна, там уже никого не было. Скорее всего, девка зашла за ближайший камень и больше из-за него не появлялась, хотя до этого долго на одном месте не задерживалась. Выждав еще какое-то вре­мя, не появится ли она, Чеслав неспешно направился ту­да, где только что видел девушку.