Валентин Тарасов - Чеслав. Ловец тени

— И другие заглядывали в хату... Зоряна приходила... — заговорила осторожно, зная о непростых отношениях между ними. — Все о тебе да о том, что в лесу сталось, рас­спрашивала... Поговорить с тобой хотела, уж и не знаю о чем. Да я ж молчу, где ты скрылся, как наказал...

Выговорив все это, Болеслава даже невольно на цыпоч­ки поднялась, чтобы лучше видеть, как он отнесся к ее со­общению, — ждала, что скажет.

Чеслав же, словно и не услышав ее, молча перекатился по шуршащему ложу подальше от края копны и там затих.

Болеслава, постояв еще какое-то время и не дождав­шись ответа, повернулась к дому.

— Вот-вот, уж лучше в сене сиди. А то что не отойдешь от дома, так и напасть какая случается... — уходя, бор­мотала себе под нос женщина, как когда-то в его детстве. Хоть и муж он уже полноправный и в их семействе — гла­ва, а для нее все одно дитя, за которым глаз да глаз нужен.

Чеслав же, несмотря на внешнее безразличие к словам Бо­леславы о Зоряне, думал теперь именно о ней. Чего ж эта гор­дячка приходила? Только ли обеспокоившись угрозой его ги­бели? Ишь, всполошилась! А то и видеть не желала. И о чем говорить с ним хотела? Надо бы, наверное, повидать ее.

Вылазку для встречи с дочкой Зимобора юноша решил совершить, когда надвигающиеся сумерки наполнятся гу­стотой. И ждать этого пришлось совсем недолго. Дневное светило все глубже и глубже погружалось за лесной ча­стокол и быстро там гасло. И как только на небосклоне осталась от него лишь узкая светлая полоска, Чеслав ужом выбрался из своего укрытия. Не особенно таясь, но ста­раясь обходить места, где можно было повстречать не от­правившихся еще на покой соплеменников, чтобы тем са­мым избежать претящих ему расспросов, он направился в сторону дома Зоряны.

Но когда Чеслав добрался до цели своей вылазки, горо­дище уже почти что погрузилось в плотную серую тьму.

И только набравшая силы бледноликая луна не давала ей стать непроглядно-черной.

Подойдя к дому Зимобора, Чеслав отступил к ближай­шему овину, где не раз скрывался в пору, когда его еще волновали прекрасные очи Зоряны. Когда это было! Сей­час ему казалось, что очень давно, в неразумной младо­сти. А на самом деле и полгода не минуло.

Из-за бревенчатого угла овина очень хорошо просма­тривался вход в жилище. И сейчас Чеслав, осмотревшись, не заметил там чьего-либо присутствия, но все же наде­ялся: «Авось Зоряна выйдет зачем-то поздней порой из хаты, и удастся ее окликнуть».

Можно было, конечно, как когда-то, бросить камешком в стену— вызвать девку. Но в этом был немалый риск на­рваться на ее родителя.

Идти в дом в открытую Чеслав не мог. У них с толсто­брюхим Зимобором была если не вражда, то уж наверня­ка давняя неприязнь. Тянулось это с тех еще пор, когда был жив отец Чеслава, славный Велимир, и завистливый Зимобор пытался негласно оспорить главенство его в городище и возглавить общину. А еще, догадывался моло­дой муж, не мог уважаемый глава своего рода простить ему то, что пренебрег его дочерью.

Убаюкиваемое летней ночью селение постепенно зати­хало. И в этом безмятежном затихании Чеслав ненароком расслышал чьи-то приглушенные голоса. И почти сразу до­гадался, откуда они доносились, — с другой стороны ови­на. Там под неостывшей еще от дневного солнца стеной, укрывшись от посторонних глаз, тоже кто-то пристроил­ся. Голосов было двое: один — явно девичий, а второй по­грубее, но не мужа еще, а скорее отрока, потому как был неровным и при разговоре то и дело пускал петуха.

«Воркуют голубки!» — улыбнулся Чеслав чужому па­рованию.

Он не хотел мешать, но поскольку сам вынужден был здесь сторожить — а лучшего места и не найти! — то неволь­но улавливал обрывки беседы уединившейся парочки.

— Ну расскажи, расскажи еще... — просила дружка де­вушка.

Тот что-то недовольно пробормотал, но, очевидно, не в силах сопротивляться девичьей настойчивости загово­рил чуть громче:

— Шли они долго. Много дней и лун... И чего только не повидали на своем пути... Горы, что поболе всех наших холмов и утесов, и вроде как снег там даже летом не тает, а вершины их в тучах теряются... — Понизив голос, так что Чеслав едва расслышал, он добавил: — И я так думаю, может, даже до Великих наших там есть путь... Потом ви­дели они немало просторов безлесных, зерном засеянных да колосящихся; городища — и за полдня не обойдешь, вместо частокола камнем обнесенные, что голову задира­ешь, чтоб на край глянуть, а человечишко на той вершине с комара величиной кажется. Хаты у них из камня сложе­ны и не чета нашим — громаднее... Да они и сами, сказы­вал, в таком городище проживали. А все больше селений больших да малых повидали, по-разному устроенных...

Здесь голос отрока затих так, что и не расслышать бы­ло, а Чеслав подумал: «Уж не о чужаках ли пришлых он рассказывает? Похоже на то. Ведь и Кривая Леда что-то подобное болтала...»

А голос продолжил чуть громче:

— А народа разного в тех краях они повидали тьму. Да везде порядок свой заведен, не схожий ни на какой дру­гой. Рассказывал чужак про края, где вожди всем в общи­

не заправляют и с люда часть взращенного на полях уро­жая себе требуют. А в одном племени видели они, как люд осерчал на вожака своего... Порезали и самого, и всю кровь его до корня.

— Страх-то какой! Меня прямо оторопь берет от такой жути. Но до чего же любопытно-то про чужинские края! — с горячим восхищением в голосе отозвалась девка. — Вот самой бы про то послушать... Да теперь уж и не расска­жут... — вздохнула от досады и тут же пожаловалась: — А нам ведь батюшка и видеть их тогда запретил. Уж так осерчал, что наш дом своим постоем не уважили. Даже но­гами жуть как сердито топал, вспоминая, что они убогую хижину Горши нашей хате предпочли.

«Да это, видать, одна из дочек Зимобора, сестра Зоряны! А ведь и правда Леда что-то про ссору Зимобора и Горши говорила...» — припомнилось Чеславу.

Сказанное отроком дальше заставило его ловить каж­дое слово, долетающее из черноты ночи:

— А младший-то чужак про твою сестру все расспра­шивал...

— Про Зоряну? — удивилась его подружка.

— А то про кого?

— И что ж расспрашивал? — с еще большим жаром по­интересовалась девка.

И тут словно злой дух ночной или городищенский вме­шался да напакостить решил: как Чеслав ни напрягал слух — не смог разобрать, о чем говорит отрок. А подо­браться ближе он не решался, боясь спугнуть их. И толь­ко новый порыв ветерка донес слова юной девы:

— А что они про свое племя сказывали? Ну, не томи...

Но неожиданно отрок, вместо того чтобы продолжить рассказ, с дрожью в голосе попросил:

— А можно, я тебя сперва еще поцелую?

Легкий смешок и торопливое: «Да целуй уж скорей и рассказывай!» — было ответом томящейся от любопыт­ства девки.