Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

— Бывал,— усмехнулся полковник Терешаев.

— Значит, вы наверняка посещали собор Святого Стефана! — воскликнул «Станислав Янович».— Двенадцатый век! Помните? Эти сумрачные своды, уходящие вверх, в бесконечность… Полумрак, свечи… Мраморное распятие Христа. Помните, помните? Розовый мрамор, обнаженное, сильное мужское тело. И — орган, Бах. Или Моцарт, «Аве Мария…».

— Вы поэт, Станислав Янович.

— Да, да! — Было что-то безумное в облике Мозгляка.— Или Вена после заката солнца. Кварталы Видена и Иозефштадта, где живет аристократия, сильные мира сего. Или великолепная, ослепительная Рингштрассе, опоясывающая кольцом средневековый центр города…— Мозгляк постоянно, алчно облизывал свои тонкие губы.— И в таинственную глубину из этой улицы-сказки ведут переулочки… А в них, уважаемый Петр Николаевич, таятся ночные клубы для избранных…

«Все-таки омерзительный тип»,— подумал Андропов.

— Сколько воспоминаний! — На лбу «Станислава Яновича» появились бисеринки пота, и оператор вывел это искаженное вожделением лицо на крупный план.

— Однако,— спокойно сказал полковник Терешаев,— вернемся…

— К нашим баранам! — быстро и почти радостно продолжил Мозгляк, мгновенно став абсолютно спокойным и собранным.— Я весь внимание, Петр Николаевич.

— Итак, в Вене у вас все готово.

— Абсолютно! — последовал мгновенный ответ.

— И с этим, как его?

— Пауль Шварцман,— подсказал Мозгляк.

— Да, Пауль Шварцман. С ним у вас полный контакт?

— Стопроцентный.

Полковник Терешаев вдруг задумался.

— Простите, дружище… Деликатный вопрос.

— Валяйте, полковник! — «Станислав Янович» растянул в улыбке тонкие губы.— Без всякого стеснения. Не вам мне говорить: в нашем деле на все вопросы должны быть получены точные ответы. Тем более если вопрос следует с вашей стороны.

— Благодарю.— Петр Николаевич помедлил.— А не может возникнуть ревность…

— Какая еще ревность? — быстро, заинтересованно перебил Мозгляк.

— Ну… Наш объект и этот Пауль Шварцман… Черт возьми! Кто он для него? Что их объединяет, кроме…— Полковник замешкался.

— Как что? — «Станислав Янович» коротко хохотнул,— Любовь! Любовь их объединяет, Петр Николаевич.

— А раз любовь…— Лицо полковника Терешаева напряглось.— Представим. Появляется третий. Разве это не повод для ревности, для скандала? И все может пойти насмарку.

— Вы меня удивляете, Петр Николаевич,— В голосе Мозгляка звучало достоинство с обидой пополам,— Я даю стопроцентную гарантию: все будет…

— Как в лучших домах,— невесело усмехнулся полковник.

— Вот именно! Как в лучших домах.— Мозгляк выдержал паузу,— Вы, мой друг, весьма консервативны. Неужели вы думаете, что только в разнополой среде популярна групповуха?

«Все-таки скот»,— пронеслось в сознании Юрия Владимировича Андропова.

— Человечество в сексуальном плане,— продолжал разглагольствовать «Станислав Янович» с явным удовольствием,— развивается весьма стремительно, под стать нашему ураганному веку. Это в полной мере относится к сексуальным меньшинствам…

— Хорошо, хорошо! — перебил полковник Терешаев.— Давайте теперь поговорим о главном.

— Разве мы этого еще не сделали?

— Необходимо расставить акценты.

— И опять я, Петр Николаевич, весь внимание.

— Пауль Шварцман немец, верно?

— Верно. И что из этого следует?

— Из этого следует вот что…— В голосе полковника Терешаева зазвучали металлические нотки.— Вы не допускаете, Станислав Янович, что этот Шварцман раскусит вас? Вы для него кто?

— Все по легенде, уважаемый Петр Николаевич. По легенде, которая совпадает с моей подлинной жизнью. Я эмигрант из России, вернее, из Белоруссии… Но это для моего нового друга Пауля не имеет никакого значения. Все из Союза — русские. Спросит — расскажу свою белорусскую главу, весьма краткую. Главное для него: я — австрийский подданный, коренной венец.

— И вы, коренной житель Вены,— перебил полковник Терешаев,— как утверждает наш эксперт, говорите по-немецки с акцентом. Это ли не повод для Пауля Шварцмана, чтобы усомниться…

— Пошлите вашего эксперта куда подальше! — закричал вдруг Мозгляк, снова вскакивая со стула.— Вы, полковник, явно недооцениваете меня.

— Успокойтесь, Станислав Янович…

— Да, да! Недооцениваете! Я разговариваю со Шварцманом на венском диалекте! А если вам удобнее словечко «акцент», то извольте: с венским акцентом. Отправьте меня на задание в Берлин, там я буду разговаривать с берлинским акцентом!

«Каков!» — невольно подумал Андропов.

— Сколько языков вы знаете? — очевидно, стараясь сменить тему разговора, спросил полковник.

И Мозгляк тут же успокоился, снова сел на край стула и с некоторой обидой, растворенной в достоинстве, сказал:

— Восемь, Петр Николаевич, если не возражаете,— И «Станислав Янович» отбил рукой нервную дробь по столу.

Рука быстро приблизилась крупным планом, и Юрий Владимирович Андропов увидел на ней заметный шрам, пересекающий ладонь и захватывающий запястье.

Полковник Терешаев тоже смотрел на шрам.

— Вам бы, Станислав Янович, избавиться от этого украшения,— сказал он.

«Умница,— подумал Андропов,— Только надо бы раньше… Прав Попков: таких агентов необходимо беречь и холить».

А Мозгляк, передернув плечами, сказал:

— Зачем? Он мне не мешает. Потом… Воспоминание детства.

— Хорошо,— перебил полковник.— Прилетите из Австрии, и мы вернемся к этому разговору. У нас, Станислав Янович, замечательные врачи. Простейшая операция — и никаких следов,— Похоже, Мозгляк пропустил это предложение мимо ушей, оно его не заинтересовало,— А теперь… Самое главное.

— Я слушаю,— встрепенулся «Станислав Янович», и теперь весь его облик являл напряженное внимание.

«Определенно уникальный субъект»,— утвердился в своем мнении Андропов.

— Слушайте меня внимательно, Станислав Янович. Операция должна состояться при любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах…

— Будет именно так, можете не сомневаться,— с достоинством перебил Мозгляк,— Операция состоится.

— Это, во-первых,— продолжал полковник Терешаев спокойно и твердо.— Во-вторых, и это принципиально важно, объект, тоже при любых обстоятельствах, даже при необходимости самой жесткой обработки, ни в коем случае не должен заподозрить, что все происходящее с ним инспирировано…— Несколько мгновений Петр Николаевич колебался,— Из этого кабинета.

— Понимаю! — с восторгом воскликнул «Станислав Янович». И тут же разъяснил причину этого: — Работа усложняется. Но, дорогой Петр Николаевич, надеюсь, и гонорар тоже?

— Не обидим,— поморщился полковник Терешаев.— Наконец, последнее. На этот раз, Станислав Янович, вы работаете не в одиночку…